Александр Барков - Голубой апрель (сборник)

Рисунки С. Куприянова

Бегут, журчат в оврагах ручьи. С крыш, с заледенелых сосулек полилась на землю капель. В деревне стало звонко-звонко, точно у каждой калитки повесили колокольчик. Вдруг на дорогу передо мной села желтогрудая птица. Скок-поскок, перепорхнула на вербу, оглянулась и пропела:

— Синь-синь-синь сииии…

Я тоже посмотрел вокруг. И правда, всё голубое и синее: и небо, и пушистая верба, и тонкий ивнячок. Даже опушка вся голубая от цветов пролески.

Птица посидела, покачалась на вербе и снова пропела:

— Синь-синь сииии…

— Верно, овсянка, — сказал дедушка. — Апрель голубой!

Залез я на пригорок. Глянул вниз, а там — всё желтым-желто. Целая лужайка цветов. И все горят, словно огоньки.

Это их солнышко зажгло. Проснулось оно чуть свет. Заиграло в траве. Высушило росу. Обрадовалась трава теплу, да и загорелась огоньками.

Я нагнулся, сорвал один цветок и протянул его дедушке. Он взял его в руки, понюхал и сказал:

— Мать-и-мачеха — первый цветок весны…

— Почему его так прозвали?

— Лист у него такой. Сверху гладкий и холодный — мачеха. А снизу тёплый и покрыт мягким пушком — мать. Вот и выходит: мать-и-мачеха!

— А где же листья?

— Пока ещё их нет. Отцветут цветы, и листья вырастут. Цветок этот добрый, полезный. Если простудишься и кашлять начнёшь, солнечный огонёк тебя вылечит. Заваривай как чай и пей на здоровье.

С каждым днём всё теплей и теплей становится. По полю важно расхаживают чёрные грачи с жёлтыми носами, а на дворе лужи талого снега.

Дедушка распахнул дверь, вышел на крыльцо:

— День-другой прилетит трясогузка, и лёд тронется. Сперва я не поверил ему: при чём тут птица?! А как-то прибежал на реку, гляжу — вода ожила. Кипит, бурлит, ломает сизые льдины. На реке — шум, треск! Только одна храбрая птица перелетает с льдинки на льдинку и радостно посвистывает. На груди у неё чёрный галстук, а хвост длинный-длинный, всё качается вверх-вниз, вверх-вниз.

Ребята на другом берегу хлопают в ладоши и кричат:

— Ледоломка! Ледоломка!

Значит, дедушка прав оказался: прилетела трясогузка и хвостом лёд разбила!..

Небо голубое. На дорогах сверкают лужи, а воздух пахнет талой землёй и почему-то арбузными корками.

Самое время скворцам прилетать!

Но сколько раз я ни вставал спозаранок, сколько ни прислушивался к птичьим голосам, так скворцов и не видел. А как-то поутру подул тёплый ветер, показалось солнце и откуда-то сверху послышался тихий, протяжный свист.

«Неужели скворцы!» Я глянул вверх и заметил на берёзе пять чёрных птиц. Они неподвижно сидели на ветке у самой вершины. Потом переполошились, закричали, разом снялись с дерева и полетели к реке. А спустя полчаса снова пожаловали к нам в сад. Стали проверять свои прошлогодние квартиры, выбрасывать из них сор, куриные перья. Но что такое? Один чёрный вертлявый скворец места себе не найдёт. С опаской поглядывает то на меня, то на свой дом на берёзе, а внутрь залезть побаивается: «Может, там кто поселился?» И правда, вскоре из летка показалась тёмная мордочка.

Я схватил палку и постучал по стволу: «Вылезай-ка живей!»

И тут из скворечника выпрыгнула белка. Взвилась по стволу кверху, прыгнула на сарай и ускакала. Пусть непоседа в лесу живёт. Там, в ельнике, ей места хватит.

По утрам меня будит синица. Усядется на ветку рябины под окном и насвистывает:

Пинь-пинь-пинь, дзинь-дзинь-дзинь!

Пинь-пинь-пинь, дзинь-дзинь-дзинь!

Рассыпает вокруг звонкие смешинки. Я прижмусь носом к стеклу и наблюдаю за ней. Ни минуты на месте не посидит — всё пляшет да через голову кувыркается. А знаете, зачем она к нам повадилась?

Оказывается, ей пакля нужна. Прицепится к бревну и полный клюв пакли надёргает. И быстрей к тополю. Там, в дупле, у неё гнездо. Да, видно, строительного материала не хватило… Вот и повадилась к нам.

Бежал я через поле на почту. Письмо деда опустить. Вдруг откуда-то сверху долетел звон бубенчиков. Я поднял голову и остановился. Во все глаза стал смотреть в небо и в самой вышине приметил тёмную точку.

— Жаворонок! — прошептал я.

Птица опустилась ниже и повисла в воздухе, трепеща крыльями. Она радовалась светлому апрельскому дню, солнцу, весне.

Я заслушался и чуть не позабыл про письмо деда.

Подул ветер, сорвал с моей головы фуражку, нагнал серые тучи, и… птица исчезла.

Я побежал дальше, а песня жаворонка всё звенела и звенела у меня в ушах.

— Чего такой радостный? — спросила меня на почте тётя Маша.

И я ответил ей:

— Бубенчик в поле прилетел. Жаворонок!

Лес за рекой большой, дремучий. Сколько раз я в нём плутал! А как-то подметил: где корова мычит, где овца блеет, где собака лает — там и деревня наша.