Александра Баркова - После пламени. Сборник

Это странная книга. Странная, чтобы не сказать — самовольная.

Её сюжет вломился ко мне, как Гэндальф к Бильбо, не спрашивая, нравится ли гость хозяину.

Эта книга — о невозможном. Но каждый из нас хоть раз в жизни видел, как самое невозможное вдруг становится реальностью. Дружба вместо смертельной вражды — из числа такого невозможного.

Сторонники «вражды до победного конца» отвернутся от этой книги в гневе. А заодно — и от авторов. Впрочем, кое-кто из моих друзей — бывших друзей — уже сделал это.

Эта книга — о невозможном. И тем, кто с первых страниц начнет кричать «Не верю!», я хочу ответить словами досточтимого (досточтимых) Г. Л. Олди:

«Враждебность — это „полный стакан, в который не наливают“ © дзенская история. Читатель полон до краёв собственными представлениями на тему, которая кажется ему своей, выстраданной, и книга льётся в переполненную ёмкость, частично выплескиваясь наружу, частично вытесняя стереотипы читателя. Брызги — это и есть враждебность, летящая в адрес „бедного“ автора. Но позднее „стакан“ уже полон новой смесью, где книга заняла определённую долю, и восприятие меняется. Крайне полезно частенько опустошать собственный „стакан“, выбрасывая стереотипы. Это зачастую трудно понять для себя. Мы вот довольно долго понимали… Сейчас же считаем книгу удавшейся, если мнения о ней полярно разделяются. И гневных должно быть много. Особенно сразу по выходу».

Так они ответили мне, когда я пожаловалась, что на одном из форумов кто-то совсем-совсем анонимный заявил: «„Эанарион“ дальше от Толкиена, чем „Чёрная книга Арды“». Итак, о Толкиене, «Эанарионе», «Чёрной книге Арды» и этом романе.

Толкиен создал (или «описал», как вам угодно) живой мир. А живое имеет неприятную особенность жить своей жизнью. Загнать живую Арду в без малого двадцать толстенных томов? — кому как, а мне тесно. Не люблю заборов. Даже освящённых великим именем.

«Это не мир Толкиена», скажут мне. Уточню: это не мировосприятие Толкиена. А вот насчёт мира… давайте откроем «Сильмариллион».

История войн нолдор с Ангбандом при внимательном рассмотрении вызывает шок. Каков был смысл осаждать Ангбанд с юга, не перекрыв (да и не имея возможности перекрыть!) связи с востоком и севером? Почему Моргот, изображённый в «Атрабет Финрод ах Андрет» запредельно могущественным, терпит нолдор?!

Почему Враг, выиграв Дагор ну-ин Гилиат и имея все мыслимые военные преимущества, затевает переговоры? Зачем Маэдрос подвешен снаружи Тангородрима? — чтобы Фингону было удобнее его снять?!

Куда делась Унголианта? (Только не говорите мне про Берена, мимоходом убившего тварь, которая пожрала Древа и едва ни закусила сильнейшим из Валар. Я понимаю, что Профессор считал себя Береном и свойственно своего героя воспринимать самым могучим, но… но… но…)

И — во имя всех известных миру богов! — каким образом полумайэ и человек сумели одолеть Валу, пусть и растратившего свою силу? А ведь в Ангбанде он был не один.

Вдохновителем войны с Мортогом были Феанор и его сыновья. Однако ж ни один из сыновей Феанора не погиб в бою с Врагом! Вопросы, вопросы…

Как говорил сам Профессор, «в этом ещё надо разобраться».

Мы (в данном случае я говорю от лица нас обеих) полагаем, что написали не апокриф, а то, что принято называть криптоисторией . Глядя на Средиземье с позиций, противоположных мировоззрению Толкиена, мы пытаемся восстановить пропущенные звенья цепи исторических событий.

Впрочем, для нас «После Пламени» — нечто большее, чем опыт криптоистории. Криптоистория стоит на самом последнем месте. Для нас это — книга о разных путях, которые лежат перед Мастерами. И каждый Мастер выбирает свой Путь. Поговорим об этом, когда выйдут в свет все три части романа…

Теперь — о «Чёрной книге Арды». Не успели мы дописать первую главу, как нас стали сравнивать с этим известным фолиантом.

Что тут сказать? Мы можем лишь дать честное слово, что нашей целью и близко не было написать подражание-опровержение, свою «сказку о добром Мелькоре» или ещё что-то в этом духе. «После Пламени» родился и существует сам по себе; писать роман ради литературной полемики — просто глупо.

Мы взяли за основу философскую концепцию «Эанариона». Для тех, кто не читал его, изложим в двух словах (Как говорится, «многие читали „Хоббита“, многие, да не все»). Феанор есть воплощение Эанара, Неугасимого Пламени, Сердца Мира. Он — прямая инкарнация безличной силы, которая даёт Музыке Айнур бытие. Поэтому все деяния Феанора (благие и ужасные) далеко выходят за пределы возможного для эльдар.

Несколько слов напоследок. Те читатели, кто познакомились с романом ещё в рукописи, почему-то единодушно решили, что устами персонажей мы выражаем своё собственное мнение. Это категорически не так! Наши герои говорят то, что думают они . А что думаем мы… Лучше решите, наш дорогой читатель, что думаете Вы по поводу всех тех споров, где герои никак не придут к единому мнению.

Мы не стали заниматься лингвистическими изысками в именах нолдор. Тому есть две причины. Первая: «Шибболет Феанора», где приведены квэнийские имена нолдор, известен сравнительно небольшому числу поклонников Толкиена, а для остальных привычнее имена из «Сильмариллиона». Вторая: те формы имен, что впоследствии обозначены самим Профессором как синдарские, проходят через все его тексты — начиная от «Утраченных сказаний». Иными словами, именно это звучание имен для Толкиена было основным, и мы не стали это нарушать.

В романе использованы некоторые сюжетные ходы из свитков «Вебквэнты». Я громко-громко говорю, что никто из участников «Вебквэнты» не несёт идеологической, текстоаналитической, юридической, магической и кармической ответственности за роман «После Пламени».

Столь же громко я говорю, что «После Пламени» и «Сага о Звездном Сильмариле» — это два принципиально разных описания мира, и найти между ними что-то общее (кроме имен героев) невозможно в принципе.

А тем, кто прочтя первую книгу «После Пламени», уж очень захочет немедленно узнать, что будет с главными героями дальше, я шёпотом посоветую разыскать в недрах Интернета мой рассказ «Ворон».

В заключение — благодарности.

Тэссе — за то, что согласилась участвовать в этой работе, и за сверхъестественное мужество, с которым она терпит мой характер.

Прототипу образа Маэдроса — за стойкость и бескомпромиссность.

Всем нолдорам, кто отвернулся от меня ещё после «Ворона»,— за неоценимую помощь при работе над романом.