Марина Аромштам - Другая дорога

И только когда его пнули в бок, он разлепил глаза.

– Ты, проходимец! Вставай! А то разоспался тут, – сказал ему Бычья Шея. В поросячьих глазках плясали нехорошие огоньки.

– Мой мешок… Он исчез! – Аяэль вскочил на ноги.

– Вот твой мешок. Забирай. И проваливай поскорее – пока мы тебя отпускаем.

– Гы! Гы-гы-гы!

Аяэль взял мешок и вышел.

– Может, не отпускать? – услышал он шепот сзади. – Отдали б его всеедам. Вот бы повеселились!

– А чего отдавать-то? Он и сам… Вон, гляди…

Аяэль услышал сдавленные смешки.

«Тебе надо в другую сторону!» – сказал Аяэлю тоненький голосок.

Аяэль и сам это знал. Но повернуть не смог. Поросячьи глазки подталкивали его в спину.

Аяэль побрел по тропе, среди колдобин и рытвин. В голове у него был дурман. Колени и спину ломило. И никогда мешок не казался Аяэлю таким тяжелым.

– Я устал! – сказал Аяэль. – Как я устал!

Дорога крутила, петляла, ныряла в колючие елки, срывалась в крутые овраги – и заманивала, тащила куда-то в дремучий лес.

А потом вдруг взяла и исчезла. Аяэль попал в царство мха – ядовито-зеленого, хитрого, скрывавшего топи и кочки, змеиные норы и ямы. Даже деревья тут обросли моховыми бородами. Из трещин в коре торчали тонкие ножки бледных грибов.

Аяэль сделал шаг вперед – и нога ушла по колено в бурую жижу. Попробовал повернуть – путь преградил валежник. Шаг вправо, шаг влево – и вдруг мох под ногами порвался. Аяэль пытался схватиться руками за корни болотных растений, но они обжигали и рвались. Аяэль полетел в пустоту.

Очнувшись, он понял: яма была глубокой. Сколько времени он тут лежит?

С неба в яму смотрели две далекие звездочки.

– Кто это там, на дне ямы? – спросила одна, поменьше.

– Это странник. Попал в ловушку.

– Зачем он пришел в этот лес?

– Его привела дорога.

– Но это злая дорога. Зачем он по ней пошел?

– С верной дороги он сбился. Забыл, куда он идет, что и зачем ищет.

– У странника белые волосы. Его кто-то обсыпал мукой?

– Нет. Это не мука. Это сделало время. Вот об этом-то он и забыл.

– Мы увидим, что с ним приключится?

– Может быть. До утра далеко, – сказала старшая звездочка.

– Ах! – вскричал Аяэль и обхватил свою голову. – Мои белые волосы! Я забыл, что меня ожидает. Я не сказал Глазастику, что хочу сохранить свои песни. А я мог бы его научить… Я всему мог его научить. Но не захотел. Потому что мечтал о том, как наступлю на «солнце»…

Между тем приближался рассвет.

– Пойдем-ка домой, – сказала большая звезда маленькой звездочке.

– Но что дальше будет со странником? Мы так и не увидели.

– Он жалеет о том, что случилось. Он вспомнил про белые волосы и про то, что должен был сделать. Разве этого не достаточно?

– Нет, – заупрямилась младшая звездочка. – Я хочу знать, что будет дальше.

– Ну и сиди тут одна. И бледней под лучами солнца.

И звездочка – та, что поменьше, – осталась на небе одна.

И вот что она увидела, и услышала, и узнала.

Заскрипели деревья, затрещали кусты, зачавкал мох: кто-то шел. Послышались голоса.

– Мучело, смотри-кось, кто-то попался в яму!

– И сдается мне, не медведь. Взгляни-ка сюда, Урч а ло: человечьи следы!

– Человечина – тоже мясо. Сразу его прибьем? Или поговорим?

– Не убивайте меня! – закричал Аяэль. – Я поэт.

– Слыхал, Мучело? Как ты думаешь, этот вкусный?

– Вот съедим и узнаем. Я никогда не пробовал. У скукотцев-то нет поэтов. Последнего их поэта мой прадедушка съел.

– Тьфу, скукотцы, – Урчало сплюнул. – Жесткие – не разжевать. И попахивают тухлятиной.

– Так это все от чего? У них больше нет поэтов. Говорю же: последнего мой прадедушка съел. А у того, что он съел, песни были длиннющие. Вот их и позабыли. А без песен они совсем…

– Зачерствели?

Мучело кивнул:

– При поэтах нежнее были. Мой прадедушка так говорил. А уж он в еде разбирался.

– Вы что, людоеды? – спросил Аяэль из ямы.

– Почему ж людоеды? Всееды. Разное мясо едим, – Мучело слегка обиделся. – Вот сегодня у нас поэты.

– Я здесь в яме один.

– Ну да. А еще один – в другой яме.

– Поэт? Почему вы решили?

– Так он рассказал нам сказку. Про кота, про собаку. И про какую-то свинку. Вроде морской коровы. Урчало даже растрогался. Говорит, оставим на сладкое. Мы и решили: посмотрим, кто в другую ловушку попался.

Аяэль не поверил своим ушам:

– Про кота? Про собаку и свинку? Глазастик! Вы что, и его съедите?

– Съедим. Но не сразу. Потом. Вдруг еще нам чего расскажет?

– Не ешьте его, умоляю! – закричал Аяэль. – Я дольше был поэтом. Я вам больше понравлюсь. Я отдам вам свои сокровища – все сокровища до единого.

– Какие-такие сокровища? – насторожился Мучело.

– О! Замечательные! Я могу невидимое делать видимым. Я и вас научу. Научу наступать на… «луч». Научу вас выкладывать «каша».

– Каша? Какая каша? Что это значит – каша? – заволновался Урчало. – Это что-то из мяса?

– Каша бывает разная, – сказал Аяэль из ямы.

– Мучело, давай его вытащим. Пусть отдаст нам свои сокровища.

– И пусть поучит нас.

– А потом мы его съедим.

– Да, съедим – как научит.

– Я думаю, это вкусно.

– Отпустите Глазастика.

Над макушками дальних деревьев появился краешек солнца. Он был красным. По небу над лесом тоже разлилось красное. Маленькой звездочке стало совсем плохо видно. Но она не двигалась с места и дрожала от страха. Мучело, замшелый пень, и Урчало, похожий на пустую огромную шишку, сначала исчезли в зарослях, а потом появились снова. Они привели Глазастика. Руки мальчика были связаны. Урчало взглянул на него, облизнулся и крикнул в яму:

– Эй, поэт! Вылезай! И не забудь сокровища.

Они кинули в яму веревку из стеблей тростника и вытянули Аяэля.

– Глазастик!.. Глазастик… – Аяэлю казалось, что Глазастик стал еще меньше, еще тоньше, еще глазастее. – Вы обещали его отпустить.