Ян Ларри - Как это было

— Эка хватил! — засмеялся Федоров. — А ты не ставь всякое лыко в строку… Эх, голова твоя ежовая… Да куда же нам ехать, когда и тут чудесно. Вона дышит-то как!

Федоров повел рукой, и Мишка невольно проследил глазами за движением этой крепкой, мускулистой руки.

Вокруг простирались поля, смыкаясь вдали с небосклоном. К заходу солнца тянулись подернутые голубой дымкой леса. Вправо сквозь сосны блестело, словно огромный оловянный глаз, спокойное озеро.

Земля, казалось, дышала и беспокойно вздымала грудь.

— Силища-то какая, — забормотал Федоров, поводя глазами, в которых светилась мужицкая жадность к земле.

— Ишь как распласталась, матушка, — с любовью произнес Федоров. — И ее-то, богатыршу эту, сохой ковыряют! Адьеты! Трактором ее, плугами пороть надо. Силой бы на нее навалиться… Эх, и потеха была бы. Загудела бы, родная, затряслась, да как посыпала бы свое добро, аж закрома полопались бы. Затопило бы зерном. По крыши навалила бы.

Словно проснувшись, Федоров посмотрел на Мишку и спросил:

— Вам в школе объясняли про социализм?

— Не… Не проходили еще!

— Дура! Не проходили! Социализм не проходят, а делают. Социализм — это, когда дураков нет… Видал землю-то? То-то и есть! А ты через десять лет погляди, что будет. Деревню всю фьють! К чорту! Домишки эти — под откос. А на месте деревни дворец выбухаем. Окна будут, что твой дом. По крыше тучи станут царапаться. По всему дворцу иликтричество. Всюду пальмы в бочках. Чистота. Ванная. Души… Сохи — в печи. А вместо сох — каменные сараи для тракторов. Работать станем всем миром. Гром пойдет в полях от машин. А вообще-то наши мужики адьеты. И батька твой адьет. А башка у твоего батьки хуже ослиной. Думает все, а чего тут думать?

Федоров задумался. Он стоял посреди двора, загаженного навозом, обнесенного развалившимся плетнем, и, широко открыв глаза, смотрел в поля.

— Н-да, — наконец сказал Федоров и тяжело вздохнул, — работать надо, Мишка! С неба все это не посыпется… О птичнике ты что-то болтал. Что ж, это, пожалуй, не плохое дело… Ну-да, — загорелся внезапно Федоров, — может с птичника и начинать надо… Может с малыми ребятами и скорее кадило раздуем…

Работать надо, Мишка! С неба все это не валится…

В тот же вечер Федоров завел разговор с батькой о затее Мишки.

— А ведь ребята твои умнее тебя оказались.

Батька обиженно промолчал.

— Право слово, умнее. Ты пока собираешься, а Мишка вон и синяков нахватал… Мишка-то действовать начал…

Федоров рассказал про Мишкины похождения. Батька только носом шмыгнул, а мамка сказала со злостью:

— Так ему и надо. Не лезь, куда не просят. Гусак какой завелся. Удумал тоже. По дому лучше помогал бы, чем штукарствовать-то… Молодец, Филька! Так и надо.

Федоров покосился на мамку и в сердцах плюнул на пол.

— Чего ему помогать-то тут. Козла, что ли, доить? Хозяева! Нет, ты подумай-ка, — обратился снова Федоров к батьке, — гусь наш, ведь, действительно первосортный. Место для гуся подходящее. Вон и учитель то же говорил им. Взяться, как следует, чорт знает чего натворим. Всю деревню на голову поставим. Мне вон Мишка сказал вчера, так я мимо ушей пропустил, а сейчас сам вижу, какое может быть огромное дело.

— Гусиный колхоз? — усмехнулся батька.

— Ты не смейся, — мотнул вихрами Федоров, и Москва сразу не строилась. Начнем с гуся, а там, как двинем… И эх, держись деревня. Во как поскачем.

— Это глупости! — сказал батька. — Про такое дело и думать не хочу…

И рассердился даже.

— То он одно придумает, то другое. А ну тебя к богу… Точно сума переметная. Право слово.

Так же бесполезно старался втянуть в гусиное дело Федоров и других мужиков из бедноты. Над Федоровым только смеялись.

Федоров ругался, стучал во всех избах кулаками по столам и в горячке посулил каждому заехать оглоблей по шее, когда он с малыми ребятами построит социализм в деревне на все сто процентов.

Разозленный неудачей, Федоров пришел как-то к Мишке и сказал:

— Ладно, без них возьмемся… Пусть черти со стыда подохнут, когда ребята социализм построят… Собирай ребят. Всех собирай, кто захочет. Побольше набрать старайся.

— Фильку не буду собирать!

— Точка. Филек к чорту.

Не чуя ног под собой, Мишка обежал всю деревню. Захлебываясь от радости, он рассказывал ребятам и о премии и о дворцах, путался, сбивался, а заручившись согласием притти к Федорову, бежал дальше.

Всю деревню обежал Мишка, но пришло только девять парней да три девчонки, хотя Мишка из девчонок никого не приглашал. А почему они пришли, Мишка и сам не знал.

В тесной избе Федорова ребята разместились по скамьям.

В тесной избе Федорова ребята разместились по скамьям, девчонки прижались к печке. Петька Муравьев корчил рожи и всех смешил. Сенька, сын вдовы Устиньи, надел на голову горшок и, высунув язык, покачивал головой. Дурачество ребят рассердило Мишку.

— Махонькие что ли? — прикрикнул он на Петьку и Сеньку. — Тут всерьез собрались, а они дурака валяют.

— Пускай их подурачатся, — вступился Федоров, выдвигая стол на середину.

Однако ребята притихли и стали серьезными.

— Что ж, — осмотрелся Федоров, — видать, никого не придет больше?

Ребята помолчали. Мишка подпрыгнул на месте, вытянул голову и потихоньку опустился на кончик скамьи.

— Так вот, ребята, — кашлянул Федоров и повел речь о птичнике. Говорил он о том, какое это огромное дело, как надо начинать его и что будет, если хорошо наладить работу. Он, как и в тот раз, на дворе, широко открыл глаза и, не видя ни ребят, ни прокопченных, изъеденных стен, заговорил о социализме, о дворцах, о новой жизни. Рассекая руками воздух, он словно плыл к этому чудесному миру, далекие берега которого тянули его с непреодолимой силой. И за ним, за его горячей, сбивчивой речью, уплывали завороженные ребята.

Все это было похоже на чудесную сказку, чудеснее, всего потому, что могла она стать былью здесь, в этой деревне.

Слушая с жадностью Федорова, никто и не заметил, как быстро пролетело время.

— Будто сказка, — несмело заметил Колька Гарфенихин, когда Федоров кончил говорить, — вроде на ковре-самолете летали.

— Сказка? — удивился Федоров. — Пусть будет по-твоему. А только ковер-самолет — это гуси. На крыльях гусей мы и помчимся.

Прошло несколько дней.

Затея Федорова обсуждалась в деревне на все лады.

— Придурковатый парень, вот и мудрует, — говорили некоторые.