Ирина Шкаровская - Горнист первой базы

— Ма, — начинал Борька. И тётя Парася и Борька, согласно кивая головами, дружно и старательно выговаривали:

— Ма-ши-на.

С тех пор, как Борька стал заниматься с тётей Парасей, у него пропал интерес к «марафончикам» и всяким обидным, оскорбительным прозвищам. Ведь нас теперь объединяла с ним одна цель, одна задача: научить тёмного, неграмотного человека читать и писать.

Однажды произошёл такой случай: было очень жарко, и все ребята побежали на речку. Я дежурила по лагерю и стояла на вахте у калитки. Чтобы скорее прошло время, я сочиняла стихи и так увлеклась этим занятием, что не заметила, как появилась мадам Полторак — Борькина мама. Приехала из города с сыном повидаться. На ней было платье из атласного шёлка, модная шляпка, на шее цепочка с золотым медальоном. Холодно кивнув мне, мадам Полторак повелительно произнесла:

— Позови сейчас же Борю. Быстро!

— А вы не командуйте! — разозлилась я. — Здесь вам не булочная, а лагерь пионерский. И посторонним вход воспрещён.

— Сопливая девчонка! Я тебе сейчас покажу — «посторонним». Зови Борю!

— Нет вашего Бори. На речке он. И не отвлекайте меня, пожалуйста.

Тогда мадам Полторак переменила тон:

— А скажи, детка, как мой Боречка питается? Какой у него аппетит? Ему, наверно, здесь скучно…

— Скучно! Да ему в жизни никогда так весело не было! Во-первых, он горнист. Горнист первой базы! А во-вторых, — ликвидирует неграмотность тёти Параси.

Мадам Полторак расстелила на траве газету и уселась. Вынула из саквояжа гостинцы для Бори — шоколад, халву, конфеты, крендели, пирожные, баночку компота. И сидит, веером от комашни отмахивается.

«Какой ужас! — подумала я. — Сейчас прибежит Борька с ребятами. Увидят они его мамашу, и Борька со стыда сгорит. Что делать?» — Но ни одна спасательная мысль в голову не пришла.

Вдруг послышалась песня. Наша лагерная, любимая:

С речки возвращались строем ребята. Впереди всех — Борька. Весёлый такой, руками размахивает, на голове майка чалмой повязана. Маму он ещё издали увидел. Остановился. И стоит как вкопанный.

Как я ему сочувствовала! Ребята сделали вид, что ничего не замечают, и разбежались в разные стороны.

Мадам Полторак, увидев Борьку, вскочила с места, всплеснула руками:

— Боже мой! Как он похудел! Прямо половина ребёнка! Говорила — не связывайся с этими голодранцами. Говорила — поедем к морю…

Бросилась она к нему, хочет поцеловать в щеку, а Борька стоит неподвижно, голову отворачивает.

— Возьми шоколадку, Боречка.

— Забери это барахло… А то как зафутболю! — Борька сжал кулаки, щёки и нос у него побелели. Мне даже страшно стало.

Трудно сказать, чем бы это всё кончилось, если б не появилась на горизонте тётя Парася. Подошла она к калитке и остановилась — худенькая, седенькая, в белом платочке, в одной руке букварь «Червоний прапор», в другой — узелок с белыми семечками — гостинец для учителя.

— Що з тобою, сынку? — тётя Парася с тревогой посмотрела на Борьку.

— Ничего, — пробормотал он. — Пропусти тётю Парасю, Инка.

— А меня… Меня пропусти, — рванула калитку мадам Полторак.

Я посмотрела на Борьку и, так как мы были теперь хорошими товарищами, прочитала ответ в его взгляде.

— Вам нельзя.

И я загородила дорогу мадам Полторак.

— Вы здесь посторонняя. А сын ваш сейчас занят.

Да, Борька действительно был очень занят. Они сидели с тётей Парасей за столом, склонившись над букварём. Он слушал, как она медленно читает:

На одной парте со мной сидел мальчик — Петя Прокопенко. Впрочем, ни по имени, ни по фамилии его никто не называл. За маленький рост мальчика этого в шутку прозвали Петей-Карапетей. Очень Пете было досадно, что он такой маленький.

Бывало, спросит кто-нибудь:

— Мальчик, ты в какой группе — в третьей или в четвёртой? — Петя сразу же вспыхнет, слёзы на глазах выступят, отвернётся и ничего не ответит. Наш школьный врач, Марья Тимофеевна, говорила:

— Ты, Петя, не огорчайся. Тебе ведь только одиннадцать лет, а года через два у тебя второй период вытяжения начнётся, вот ты сразу и вырастешь.

Петя с нетерпением ожидал этого самого второго периода вытяжения, потому что кому-кому, а ему-то необходимо было быть высоким. Ведь он решил стать капитаном. А где вы видели капитанов маленького роста? Во всех книгах о морских путешествиях всегда пишется: «Высокий, стройный капитан стоял на мостике…»

Однажды шли мы с Петей из школы домой. По дороге он начал рассказывать мне удивительную историю о затонувшем корабле. Я слушала, боясь перевести дыхание.

На самом интересном месте Петя оборвал рассказ:

— Завтра доскажу!

Он попрощался со мной и зашагал к своему дому, глубоко засунув руки в карманы латаных брюк, а я остановилась и долго смотрела ему вслед. Только у него одного, у Пети-Карапети, была такая славная походка вразвалку, походка старого, обвеянного солёными ветрами шкипера.

Но назавтра Петя-Карапетя не досказал мне историю о затонувшем корабле. Жизнь оказалась интереснее книг! В мире произошли необыкновенные, удивительные события! Дирижабль «Италия», на котором находилась экспедиция капитана Нобиле, пропал во льдах Арктики!

Все газеты мира были заполнены сообщениями об этом событии. С тех пор каждый день приносил какое-нибудь новое известие: на помощь Нобиле вылетел на самолёте «Латам» Амундсен. Самолёт «Латам» исчез. Тело Амундсена найдено у берегов Норвегии. Нет, нет — это ошибка! Амундсен жив и находится на английском пароходе…

Когда на помощь экспедиции Нобиле вышли советские ледоколы, мальчишки нашей группы окончательно потеряли покой. Они рисовали на обложках тетрадей, на промокашках, на доске самолёты и ледоколы, перекрикивая друг друга, сообщали все новые подробности и отчаянно, до хрипоты ссорились.

— Лётчик Бабушкин сбился с пути! Что теперь будет? — моргал близорукими глазами Лёня Царенко.

— Заткнись… — кричал ему Черепок. — Бабушкин вчера уже благополучно вернулся!

— Он белого медведя убил! — добавлял Сеня.

— С ледоколом «Красин» произошла авария. У него сломался винт! — сурово сообщал Дима.

— Ничего подобного! — решительно возражал Петя-Карапетя. Он подходил к доске, брал в руки мелок, и все враз умолкали.

— Не винт, — объяснял Петя-Карапетя, рисуя схему ледокола. — А только одна из четырёх лопастей винта. От такой поломки ему ничего не сделается. Пара пустяков.