Филиппа Пирс - Том и полночный сад

Том уставился на правую руку, словно это не рука, а невесть какая невидаль. Он легонько тронул ее левой рукой, вдруг обнаружатся какие-нибудь синяки или ссадины. Нет, все в порядке — все как всегда. Он взглянул на щеколду, в ней тоже ничего необычного — щеколда как щеколда.

Тогда Том сообразил, что можно попробовать дверь, а не только щеколду.

Он со всей силой навалился на калитку, надавил плечом, бедром, пяткой. Поначалу ничего не произошло, ни он сам, ни калитка не сдвинулись с места. Он продолжал давить все сильнее, все решительнее, постепенно его охватило странное чувство, словно у него онемел бок.

Нет, дело совсем не в этом.

— Я прохожу насквозь, — с восторгом и ужасом выдохнул Том.

По другую сторону стены садовник только что вывалил на землю полную тачку сорняков и, решив пообедать, присел у стены сарайчика на перевернутую тачку. Заметь он Тома, престранное бы ему явилось зрелище — часть мальчишки, немножко плеча, чуть-чуть бедра, кусок колена и ноги — по одну сторону цельнодеревянной двери. Сначала плечи и ноги двигались синхронно, потом верхняя часть туловища замедлилась, а ноги показались почти полностью. Затем появилась одна рука, вслед за ней другая, теперь по эту сторону калитки очутилось все тело, кроме головы.

На дальнейшее Тому просто-напросто не хватало смелости. Протолкнуть тело сквозь деревянную дверь дело не такое уж легкое, да и ощущения при этом возникают весьма странные и смутные. «Мне бы только передохнуть минутку», — звучало у Тома в голове, оставшейся по другую сторону калитки. Да только он сам прекрасно понимал, что не двигается дальше от страха. В животе ужасно неприятное чувство, а каково будет голове, глазам, ушам?

Следующая мысль показалась куда страшнее предыдущей — что, если от этого промедления он — словно паровоз, оставшийся без пара, — потерял и напор, и возможность продвигаться дальше? Что, если он не сможет двинуться ни взад, ни вперед? Вдруг он застрял навеки, завяз шеей в деревяшке? Вдруг прямо сейчас, по несчастному стечению обстоятельств заявится кто-нибудь, кто его заметит? А не то целая компания придет и увидит — совершенно беспомощная задняя часть торчит, прямо напрашивается на насмешки. Не захочешь, а стукнешь.

Собрав волю в кулак, закрыв глаза, сжав губы, Том протащил голову сквозь калитку и, ошеломленный, потрясенный, оказался весь с другой стороны.

Когда голова перестала кружиться, он понял, что стоит прямо перед сарайчиком, лицом к лицу с садовником. Том никогда раньше так близко не сталкивался с садовником, тот оказался молодым широкоплечим парнем с обветренным от работы на свежем воздухе лицом, с небесно-голубыми глазами. Глаза садовника смотрели прямо на Тома, да только мимо него. Парень засунул в рот последний кусок толстого бутерброда с ветчиной, дожевал, закрыл глаза и провозгласил: «За все благое благодарю Господа, Он хранит меня от дел диавольских, чтобы не было мне вреда».

Садовник говорил по-деревенски, протяжно, нараспев, Тому пришлось внимательно прислушиваться, чтобы разобрать слова молитвы.

Парень снова открыл глаза и потянулся за вторым бутербродом. Том удивился — неужели он читает благодарственную молитву после каждого куска хлеба? Может, просто не знает, сколько ему захочется съесть.

Садовник продолжал жевать, а Том огляделся вокруг. Плодовые деревья, дощатый курятник, веревки, на которых сушат белье, куча хвороста для костра. Дальше простирались поля, а за деревьями в стороне виднелись красные крыши — там, наверно, была деревня.

Осматриваясь, Том все же не спускал глаз с садовника. Как только тот покончил с последним бутербродом и взялся за ручки тачки, собираясь вернуться в сад, Том был уже тут как тут. Проходить через запертые двери — удовольствие сомнительное, и мальчику совершенно не хотелось заниматься этим во второй раз. Теперь Том попал обратно в сад без особого труда — проворно вскочил в пустую тачку и проехал через калитку с полным удобством.

Пройдет немало времени, прежде чем Том снова решится протащить себя — в прямом смысле этого слова — через запертую дверь. Плодовый сад он уже повидал, что там за ним — не так уж интересно, да и остальные двери могут подождать. Он вскарабкался на невысокую стену, за которой обнаружился небольшой лесок. С третьей стороны сад обрамляла Живая изгородь, и он снова ужом пролез между кустами. Там, на дальней границе луга, неожиданно оказалась река, чистая, неторопливая, мелкая, с зеленоватой от камыша и речных растений водой.

Ни сад, ни окрестности сами по себе не казались Тому странными, даже собственные, весьма необычные способности его не особенно волновали. Но что-то все же не давало ему покоя, он то и дело принимался думать об этих загадках. Почему в саду всегда царит прекрасная погода, почему времена года и время суток сменяются здесь с такой необычайной быстротой? Еще его смущало постоянное ощущение присутствия чьих-то внимательных глаз.

Вдруг все загадки и опасения сошлись вместе. В ту ночь он, как обычно, вылез из кровати в квартире на втором этаже, спустился вниз около полуночи и открыл дверь в сад. В первый раз за все время в саду тоже была ночь. Луна уже взошла, но ее то и дело закрывали набегающие тучи. Облака неслись с ужасающей быстротой, но тут, у земли, воздух был совершенно неподвижен — царила невероятная духота, и было куда жарче, чем днем. Том расстегнул пижамную куртку, болтающиеся полы давали кое-какую прохладу.

В воздухе пахло приближающейся грозой. Не успел Том пройти и нескольких шагов, как луна окончательно исчезла в тучах. Вместо лунного света сад озарила молния, мгновенно расколовшая небо на две половины, через секунду послышался раскат грома.

Том поспешил обратно в дом. Когда он почти добрался до крыльца, поднялся сильный ветер, и на мальчика обрушился проливной дождь. Стало страшно холодно. В саду, казалось, бесновались все силы ада, молниям не было числа. Ветер свирепо срывал с деревьев листву, а у края лужайки угрожающе раскачивалась высокая ель. Еловые ветки, укутанные плющом, метались под натиском бури из стороны в сторону, как ручонки выбравшегося из пеленок младенца.

Тому показалось, что дерево качается все сильнее и сильнее. «Не унесет же его ветром, — убеждал себя мальчик. — Деревья ветром не уносит».

Словно в ответ на его мысли, завывания ветра перекрыл страшный треск — невероятно громкий раскат грома одновременно с ударом молнии, и не где-то в стороне, не в вышине, а прямо тут, в саду, среди деревьев. Молния ослепила мальчика, он на мгновение закрыл глаза, а открыв, увидел, что дерево превратилось в горящий факел и вот-вот рухнет на землю. Пока оно — одну невыносимо долгую секунду — падало, ветер затих, и в саду воцарилось полнейшее безмолвие. В этой тишине до Тома неожиданно донесся крик. В нем звучал тот же ужас, что охватил и самого мальчика. Кричали откуда-то сверху, из окна над его головой.