Людмила Матвеева - Школа на горке

Чужая девушка пожала плечами, сказала:

— Ненормальный! — и ушла в подъезд.

Он долго стоял на месте. Вот красная дверь, вот немного стершаяся надпись: «Здесь будет наша встреча». Он отковырнул от угла кусок штукатурки и обвел каждую букву, чтобы были они поярче, чтобы не стерлись. «Здесь будет наша встреча».

Потом он пошел обратно. Время тянулось медленно. Юра сам не заметил, как оказался на этом месте. Заснеженная горка, заснеженные улицы и здания, красная кирпичная стена, на фоне стены — школа. Маленькая какая, оказывается. Всегда она казалась ему огромной, его школа. Окна школы перекрещены лентами, вьется по снегу дорожка к школьной двери. Странно: вся жизнь переменилась, перевернулась, а школа стоит, звенят звонки, кто-то сидит за его партой, решает примеры, учит стихи.

Идет по тропинке женщина. Белые ботики на каблуках, синее пальто с пушистым воротником.

— Варвара Герасимовна!

Она присмотрелась, узнала его, охнула, бросилась к нему:

— Юра! Как ты, Юра?

Он нес ее старенький портфель. Голос у нее все тот же — учительский, размеренный.

— Наши почти все на фронте. И девочки ушли некоторые — Лена, Сашенька, Маруся. Пишут редко, война. Валентина иногда забегает ко мне. Я о тебе знаю от нее.

— Завтра нас увозят на передовую, Варвара Герасимовна. Хорошо, что я вас встретил.

— Ты очень вырос, Юра. Ты стал взрослым. Мужчины всегда воевали, когда случалась война, — такая историческая роль мужчины. Согласен?

— Согласен. А как вы живете, Варвара Герасимовна?

— Как живет учительница? Учу детей. Дали нам участки в Ростокино, весной посадим картошку. Если вырастет, можно будет продержаться следующую зиму. Сын Павлик часто болеет, маленький еще, а я много в школе и мало с ним. А муж на фронте, как у всех людей.

— Пишет?

— Давно ничего нет. — Она помрачнела. Из-под вязаной серой шапочки выбивались светлые волосы, блеснула седина, а может быть, Юре показалось.

— Напишет скоро. Письма ужасно плохо идут, долго да и теряются.

— У меня беда, Юра. Выселяют из комнаты. Может быть, из-за этого придется уйти из школы, поступить на завод.

— Как — на завод? Кем — на завод?

Юра даже представить себе не может Варвару Герасимовну без школы, а школу — без Варвары Герасимовны.

— Кем? Ну, мало ли... Делопроизводителем, счетоводом каким-нибудь. Дело в том, что комната у нас от завода, ее муж получил перед войной. А теперь она нужна заводу, эта комната.

— Подождите, Варвара Герасимовна, — Юра остановился. — Вы не можете уйти из школы. Как же вы без школы?

— Что же делать, Юра? Ходить, хлопотать, доказывать, бороться за себя я, к сожалению, не умею. Такой уж у меня недостаток — не умею.

Она стояла перед ним, маленькая, чуть сутулая, падал бесшумный легкий снежок на серую шапку, на плечи, на пушистый воротник пальто.

— Мне пора, Варвара Герасимовна, извините, до свидания. Мне скоро на курсы. Старшина Чемоданов шутить не любит.

— До свидания, Юра. Пиши. Воюй смело, береги себя, Юра!

Он бежал по улице, поскальзывался на поворотах и снова бежал. В заводоуправление он ворвался красный, голова взмокла под ушанкой.

— Мне к директору, — сказал Юра девушке в приемной.

— Занят директор. У нас заказы для фронта, он пятые сутки с завода не уходит.

— У вас заказы, а я сам сейчас на фронт! Пропустите, нет времени, девушка.

И Юра решительно открыл толстую и высокую дверь директорского кабинета.

Человек в полувоенной гимнастерке без погон сидел за огромным письменным столом. Твердо посмотрел на Юру:

— Слушаю.

Но тут на его столе зазвонил телефон, он поднял трубку и сказал теперь уже в нее:

— Слушаю.

Некоторое время послушал, потом отрывисто, командирским тоном:

— Открытые платформы не годятся. Нужны пульманы или коробочки... А я говорю — надо. Отвечать будете не передо мной, а в наркомате. Все. Слушаю, — повернулся он к Юре. Нетерпение в его глазах. Как будто Юра его задержал, а не разговор по телефону задержал Юру в его кабинете.

Юра хотел рассказать, какая замечательная учительница Варвара Герасимовна. Как она умеет преподавать историю так, что каждый человек чувствует себя исторической личностью. Потому что она, талантливый педагог, вселяет в своих учеников чувство причастности всему, что происходит с твоим народом. И вот теперь война, ее муж воюет, она о нем ничего не знает. А маленький Павлик болеет. И она не умеет сказать за себя. А это не недостаток, это, может быть, как раз достоинство — не уметь сказать за себя.

Но все это объяснять было долго и нельзя. И Юра сказал только одну фразу:

— Варвара Герасимовна учитель, больше никем быть не должна, ее нельзя выселять из комнаты, она жена фронтовика, и Павлик совсем маленький, лет шесть всего.

Директор слушал, смотрел внимательно и устало. Прикрыл глаза. Потом подвинул Юре листок, ручку.

— Пиши здесь фамилию ее, имя и отчество. Ты кто? Ученик ее? Верю, что хорошая учительница. Прослежу, не выселят. Ты на фронт?

— Завтра.

— Счастливо вернуться, ученик.

Директор устало потер щеки и глаза ладонями, помял немного в руках свое лицо. Юра вспомнил: папа так делал, когда хотел отогнать усталость.

Юра помчался к остановке автобуса, в электричку вскочил на ходу, автоматических дверей тогда не было и тамбур был открыт.

На фронт их отправили в ту же ночь. В теплушке было тесно, темно. Пахло махоркой, сырыми шинелями, сапогами. Юре казалось, что теплушка -— дом, уютный и надежный.

* * *

Кончились уроки, Муравьев не пришел. Он и не обещал сегодня прийти, но Борис очень ждал и почему-то был почти уверен — Муравьев придет. Он должен прийти, ведь у Бориса в парте лежит сверток. А в нем, в этом свертке, не мясорубка, не какая-нибудь ерунда, а самая настоящая пулеметная лента. Тяжеленькая, ржавая, старая, без патронов — настоящий музейный экспонат. А Муравьев не идет, Борис напрасно прождал его все перемены.

Кончился последний урок.

— Ты почему не идешь домой? — спрашивает Лена, аккуратно складывая книжки в ранец. — Опять учительница наказала?

Лена была бы рада, если бы наказала. Почему бывают такие зловредные люди?

— Сама ты наказанная. — Борис даже головы не поворачивает в ее сторону. — Все из школы одни ходят, а тебя, как в детском саду, за ручку водят. Что, съела? Мне даже стыдно за тебя перед другими.

— Это перед какими другими? Это перед той неаккуратной и невоспитанной девочкой неизвестно из какой школы? Тоже нашел подругу!

Лена выплывает из класса. Она сто раз неправа, но вид у нее такой уверенный и довольный, как будто неправы все на свете.

Борис остался один в классе. Галина Николаевна сказала:

— Борис, мы будем спускаться в раздевалку организованно. А тебе что, нужно особое приглашение?