Пётр Столповский - Дорога стального цвета

4

...— Там и сторожить-то нечего,— уговаривал Санька Крутько. Оглянувшись по сторонам, он шепнул:— Я сала возьму, вдвоем пошамаем.

— Шел бы ты в сарай со своим салом!— зыркнул на него Зуб.— Куркуль.

Санька покраснел. В общежитии все знали, какой он прижимистый. Придет ему посылка из дома— ни с кем не поделится. Спрячется в дровяной сарай и лопает втихомолку.

Зуб обдумывал, стоит ли клевать на Санькину авантюру, а язык тем временем как бы сам собой вспоминал вкус антоновки,

— Ну что, слабо?—презрительно растянул свои мокрые губы Санька. Это был последний козырь, потому что Зуб никогда слабаком себя не выказывал.— Как хочешь, без тебя охотники найдутся, не такие, как ты.

Зуб сглотнул слюну.

— Ну гляди, нарвемся на сторожа, умоешься у меня!

И он показал Саньке свой шершавый кулак. Тот стерпел, только беспокойно шмыгнул носом. Потом спросил:

— Пацанов поманить?

— Салом будешь манить?

— При чем тут сало? Далось всем это сало...

Крутько шустро обежал комнаты и подбил еще человек семь любителей отряхивать колхозные сады. Мишку Ковалева он и не звал, поскольку — слабак. Но тот узнал, что Зуб тоже собирается, и сам напросился.

Ребятня быстро сдернула наволочки с подушек — воровать так уж воровать! Засунув их в карманы форменных милистиновых штанов, оравушка двинула за город.

Улица кончалась одноэтажными училищными корпусами. Дальше начинались широкие поля, за ними — пруд, куда ребятня бегала купаться. Еще дальше, за двумя лесополосами, раскинулся колхозный сад. До него километров пять, не меньше.

Шли по невспаханному еще жнивью. Дурачились, толкались, делали друг другу подножки. Когда это надоело, начали рассказывать всякие небылицы. Мишка Ковалев был до них падок, медом не корми. Спорили, в самом ли деле препо-

даватель материаловедения Степан Ильич — гипнотизер, или зря на него наговаривают. Санька Крутько утверждал, что гипнотизер. Ему якобы ребята из прошлого выпуска рассказывали. Будто один довел Степана Ильича до каления, он взял и прямо на занятии загипнотизировал его — поставил стоять столбом, чтоб другим не мешал.

Когда тема гипноза была исчерпана, разговор как-то сам собой перешел на оборотней, которые, как был убежден Мишка Ковалев, в старые времена водились в каждой, даже самой зачуханной деревеньке. Если Мишке верить, то его бабка три раза самолично видела оборотней. Однажды на ее глазах какая-то тетка вроде бы обернулась колесом от телеги и покатилась в гору. Да так быстро!..

— Дураки вы все,— негромко сказал молчавший до сих пор Зуб.— Гагарин в космос летал, а они...

На минуту все смолкли. Устыдились, должно, дремучести своей. В самом деле, у людей космос с языка не сходит, всякие созвездия и туманности на уме, к которым вот-вот полетят, а они нашли о чем судачить — о старушечьих бреднях. Опомнившись, Мишка Ковалев стал выдумывать научное объяснение оборотням, и спор снова разгорелся. Сад начинался сразу за второй лесополосой. Не доходя метров сто до посадок, Зуб обернулся на шумливую ватагу:

— Кончай базарить!

Ребятня стихла, а разгоряченный спором Мишка продолжал доказывать свое:

— Я даже читал где-то, что оборотнями прикидываются природные гипнотизеры. Сейчас таких на особый учет берут...

Зуб на ходу выдернул из земли толстую подсолнечную былку без шляпки и, ни слова не говоря, огрел ею Мишку по спине.

— Чего ты?— отскочил тот.

— Не базарь, природный гипнотизер.

5

Сад встретил настороженной тишиной, полуобнаженными ветками яблонь и груш. Всюду были видны следы осеннего сбора урожая. Земля между рядами была истоптана, исчерчена колесами повозок и «Беларусей».

Стоя за кустами лесопосадки, ребята внимательно оглядывали сад. Ни души. Но и яблок тоже не видно.

— Где ж твоя антоновка?— проворчал Зуб.

— Там,— неопределенно кивнул Санька Крутько.

— Где — там, за кудыкиной горой?

— Надо ближе к сторожке идти.

Глаза у Саньки сделались круглыми, мокрые губы подрагивали.

«Трясется, заяц»,— покосился на него Зуб.

Санька сорвал тронутый желтизной лист боярышника, стал его жевать. Выплюнул, сунул в рот другой. А глазами — стрель, стрель по саду.

— Ладно, ребята, айда,— как-то вяло сказал Зуб и вышел из зарослей.

В голых междурядьях они сразу почувствовали себя беззащитными со всех сторон. Заозирались, заспотыкались о комья земли. Зуб почему-то снова вспомнил о зайцах — у них, поди, всю жизнь вот так.

Пройдя рядов пять, они увидели сторожку, а недалеко от нее — необобранные яблони. Крутько на ходу выдернул из кармана наволочку и возбужденно шепнул Зубу:

— Я ж говорил! Вот грабанем!

Вдруг впереди от раскидистой яблони отделилась тоненькая фигурка, с ружьем наперевес. Метров сорок до нее, не больше. Ватага встала как вкопанная.

— Девчонка!— протянул кто-то за спиной Зуба.

— А ну, назад!— зазвенел над садом суровый голосок.— Чего рот разинули? Назад, говорю!

Это было так неожиданно, что ребятня не кинулась врассыпную, как ей положено делать в таких случаях, а продолжала стоять.

— Ты чего тут ползаешь?— крикнул Зуб первое, что пришло в голову.

— Не твое дело!—отрезала девчонка.— Убирайтесь, не то стрелять начну!

— Да у тебя патроны хоть есть?

— Не беспокойся, имеются! Поворачивайте, говорю!

Беспрекословно подчиниться такой пигалице, пусть даже она с ружьем? Нет, этого они не могли себе позволить. Яблок им скорее всего не видать теперь, но и позорно драпать они не собираются.

— Не бойтесь,— как можно спокойнее сказал Зуб. — Какой дурак патроны ей даст?

— Не уйдете?— угрожающе спросила малолетняя сторожиха, но в ее голосе вместе с угрозой звучала растерянность.

— Дай яблок натрясти, тогда уйдем. Девчонка отвела ствол ружья немного вбок,

крепко зажмурилась и выстрелила. Зуб видел, как шмякнулось крупное яблоко.

— Если второй раз пальну,— чуть не плача закричала девчонка,— тогда на себя пеняйте! Не дожидайтесь!

Орава сначала попятилась, а потом трусцой отбежала к лесополосе и скрылась в кустах.

— Я ее тут видел,— дрожащим голосом сказал Санька Крутько.— Она тут со сторожем ходила. Внучка, наверно.

— Вот малолетка!— не то восхищенно, не то со злостью воскликнул кто-то из ребят.

— Эта малолетка влепит солью в зад— не обрадуешься.

— Точно. Неделю в тазике сидеть будешь.

Зуб молчал, с прищуром поглядывая в ту сторону, где за яблонями время от времени мелькало светлое платьице. Поразмыслив, он велел разделиться на две группы и двигаться в разные стороны.

— Мальчики, я вас прошу, уйдите по-хорошему!— звенел голосок невидимой из-за яблонь малолетки.

Она, конечно, следила за ними и сразу разгадала хитрость.