Пётр Столповский - Дорога стального цвета

начала, конечно, — и тогда разряд не станет вопросом.

— Вот тебе, Юрий Иваныч, простенок, — сказал бригадир. — Одолеешь?

— Одолею.

Простенок был метра четыре длиной — есть где разогнаться.

Бригадир помахал рукой крановщице и закричал:

— Катерина! Кирпич сюда и раствор!

Сейчас же на кране щелкнуло, взвыл электромотор, и крюк стал опускаться к штабелям кирпича.

Получив все, что надо, Зуб приступил к делу. Сначала надо выложить маячки в семь-восемь кирпичей. Выше пока не надо. Потом натянуть шнур на первый ряд...

Изредка Зуб незаметно посматривал по сторонам. Никто за ним не следил, каждый занимался своим. Это успокаивало. Но скоро он так втянулся в работу, что и оглядываться позабыл.

Маячки легли строго по отвесу. Не экономя времени, Зуб несколько раз проверил их со всех сторон. Потому что от маячков зависело, как пойдут ряды —вкривь или прямо. А потом началась такая работа, что вскоре он, несмотря на холодный ветер, стащил через голову гимнастерку, которая стесняла движения.

Зуб метался как угорелый. Кидал на стену несколько лопат раствора, затем ставил на ребро длинную очередь кирпичей и хватался за мастерок. Кирпичи быстро и ладно ложились на подушку из раствора, а над ухом словно бы звучал спокойный голос Ермилова: «Сопли не забывай». И он подбирал лишний раствор, следил, чтобы шов был строго одинаковой толщины, и Федотычев мастерок пел в его руке веселую песню.

Дорога с ее поездами, проводницами, голодухой и прочими неприятностями казалась теперь такой ненужной, такой далекой и бестолковой, что Зуб ухмыльнулся про себя: хватит, проветрился, теперь работать надо.

Выложив пять рядов, Зуб вдруг похолодел: про расшивку забыл! Ведь кладка идет не под штукатурку. Эх, голова!..

— Николай Петрович, — подошел он к бригадиру, который выкладывал угол, — я про расшивку забыл.

— Сколько рядов выложил? — обернулся тот.

— Пять.

— Ну и чего испугался? В самый раз. Вот тебе моя расшивка.

Вскоре швы были расшиты по всем правилам. Между кирпичами словно протянулись ровные шнуры из раствора.

Когда Зуб кончил седьмой ряд, бригадир крикнул:

— Перекур!

И все стали стягиваться к простенку, который выкладывал новичок. Федотыч первый осмотрел работу. Опустил отвес с одного и с другого концов, свесил голову и проверил с внешней стороны расшивку. Другие тоже молча пристреливали глазом, не завалился ли простенок. Кто-то даже притащил нивелир и рейку — глянуть горизонталь.

Зуб стоял в стороне и не дышал.

— Ну, что? — обернулся Федотыч к бригадиру.

— Вижу, вижу, — улыбчиво прищурился тот. — Я и сам говорил, что не завалящий это человек. Только ты того, Юрий Иваныч, не гони как на пожар. А то надолго тебя не хватит, весь в пар выйдешь.

— Это он для разгона, — улыбнулся Федотыч. Василь, который лупил по столу в будке, тоже осмотрел простенок.

— Ну, а в домино ты играешь? — спросил он Зуба.

Спросил, должно, потому, что новичок ему пришелся по душе. Пригласить забить «козла» — это у него вроде признания. Но Федотыч сразу отрезал:

— Пустая игра. Что карты, что домино — одна бестолковщина. У нас, Юрий Иваныч, шахматы есть — Сергей оставил. И напарники найдутся.

— Волков-то, Волков! — хохотнула Рая. — Тоже проверяет. Ты у себя иди проверь, Волчонок!

— Пусть поучится, — заметил бригадир.

— Чему тут учиться? — скривился Волков, кладя на место отвес. — Он же специально старался.

— А ты, если не специально, так не стараешься? — шевельнул кустами бровей Федотыч. — Если за тобой не смотрят, так светляков можно пускать?

— Ну вот, началось, — буркнул парень. — Сказать ничего нельзя.

— А ты не только говори, ты еще и умом раскидывай.

— Гляди, Волков, — добавил бригадир, — быть тебе учеником у Юрия Иваныча.

Это оскорбление Волков не мог вынести. Он со злостью пнул валявшийся под ногами обрезок доски и ушел с глаз долой.

— Разобиделся, — заметил Федотыч.

— Характер еще не обкатался, — пояснил кто-то.

— Больно долго обкатывается, пять месяцев уже.

— Ну, это какой характер.

— Так-то он парень ласковый, с понятием, — вступилась Рая. — Толк из него будет.

— Будет. Куда денется...

Бригада перебрасывалась словами, курящие дымили папиросами, а Зуб не мог удержаться, когда кончится перекур. Как только первый из курильщиков бросил под свой каблук окурок, бригадир тут же спросил:

— Перекурили?

И пошел на свое место.

49

Выложив еще пяток рядов, Зуб притащил невысокие козлы и сделал помост.

— Юрий Иваныч уже на высоте! — крикнул кто-то.

— Давай, давай, Юрий Иваныч!

Работалось весело. Два раза у него кончался раствор, и дважды бригадир кричал наверх:

— Катерина! Сыпани щедрой клешней!

Сам Зуб еще не решался кричать крановщице. На следующем перекуре бригадир сказал ему:

— Без паспорта тебе в общежитие и соваться нечего — не поселят. Так что у меня поживешь, пока документы не вышлют.

— А чего это у тебя? — встрял Федотыч. — У меня вон хоть на велосипеде катайся.

— От тебя на работу дальше, а я рядом, считай.

— Тоже скажешь — на работу дальше. Я-то сам хожу, ничего.

— Ну это пусть он решает. Слышь, Юрий Иваныч, у меня сын Славка. Хороший парень, студент...

— А у меня кот Васька, — не сдавался Федотыч. — Тоже ученый кот, по цепи ходит.

— Федотыч, ну чего ты в самом деле!

— Да я что... пусть со Славкой, если ему хочется.

Ложились ряд за рядом, и вскоре не стало хватать подмостей. Надо было переходить на другой простенок. Но тут подошел бригадир и сказал, что пора идти в управление. Зуб с сожалением очистил инструмент и понес его Федотычу.

— Инструментик-то твой, — улыбнулся тот. — Прям по тебе пришелся. Так что тащи его в теплушку и не теряй.

Пока Зуб натягивал на себя гимнастерку, Федотыч говорил бригадиру:

— Ты там не очень, Николай, не шуми. А то ты все напролом любишь.

— А чего мне шуметь? Парень, считай, уже работает у нас. Не имеют права. Пошли, Юрий Иваныч.

— Счастливый путь. Так гляди ж, Николай.

Они занесли инструмент в будку и двинулись в управление. Бригадир велел надеть телогрейку, сказав, что про лето пора забыть. По дороге он рассказывал о себе и о бригаде. Оказывается, начинал он в ней учеником.

— Вместе с Любой начинали, считай, в один день пришли. Это жена моя — Люба. Потом она по бухгалтерскому делу пошла, а я до сих пор в одной бригаде. Придем, познакомлю. Ты ведь у меня поживешь, да? К Федотычу не надо. Он душевный мужик, но у него, знаешь, дом старый, а у меня квартира со всеми удобствами. Договорились?

— А может, примут?

— Куда, в общежитие? И не надейся. Общежитиями у нас Худяшов занимается. Такая зануда! Сейчас сам узнаешь. Он в кадрах сидит.