Елена Габова - Ветер влюбленных

– …Здесь славные люди. Дарят подарки, веселятся. Я бы хотел побыть у вас подольше, но мой друг… наверное, он в беде…

– Твой друг был храбрым летчиком, ты знаешь.

– Да, он был очень храбрым. Он не боялся пустыни. Он починил самолет. Он был добрый. Почему ты так длинно говоришь? Разве от этого будет легче?

Тогда я решилась:

– Твой друг исчез. Его не нашли. Ни его, ни его самолета. Может, он улетел на какую-нибудь звезду? Может, ищет тебя? Говорят, он погиб на войне, но ведь мы с тобой этому не верим. Так?

– Так, – сказал он.

И заплакал.

– Почему же ты плачешь?

– Я больше не встречусь с ним. Я такой одинокий. Моя роза завяла. Барашек все время молчит. Я прилетел к другу.

Внезапно он оживился.

– А мой Лис? Он не исчез?

Я пожала плечами. На Земле столько лисиц. И все другие. И другие взрослые. И другие дети. А стрелочников и вовсе не стало. Все поменяло время.

Но я не стала вконец разочаровывать Маленького Принца.

Ему и так досталось.

– Гуляет твой Лис где-то в Африке.

– Знаешь что? – решительно сказал Маленький Принц. – Я пойду, поищу хоть Лиса. Он, должно быть, ждет меня, ведь я его приручил. Ты прощай, – сказал Маленький Принц.

– Прощай, – сказала я, и скоро он скрылся в белом мареве снегопада.

– Прощай Маленький Принц, – прошептала я грустно.

Мне было очень грустно: Маленький Принц не захотел, чтобы его приручила я.

…Я зажгла свечу, вставила ее в старинный медный подсвечник, подаренный бабушкой, и записала все, что случилось со мной в эту новогоднюю ночь. Обычной шариковой ручкой в обычную тетрадь. А было бы гусиное перо, я бы его с радостью схватила! Потому что нельзя писать эту волшебную историю на обычном компьютере. Ведь комп – это очень обычно. Со мной же случилось волшебство, которое разве доверишь технике?

И что же это все-таки было – на улице, в полночь, в новогоднюю ночь? Сумасшествие? Фантазия? А может, это были стихи, которые я уже не писала сто лет и которые просились наружу?

А может, все это только приснилось?

Мама разбудила меня под утро. Я спала за столом, положив голову на руки. Рядом лежала исписанная тетрадь.

Добираясь до Воркуты, я проехала пять природных зон. С каждым километром лес становился ниже, ниже, пока не исчез совсем. Заметнее всего менялись ели. Под Москвой они были широкие, настоящие высоченные шатры. По мере того как мы продвигались на Север, они становились ниже и у́же. Перед самой тундрой елочки стали похожи на девчонок-подростков – высокие, узкоплечие. Страшно неуклюжие. На одном дереве, росшем совсем рядом с железной дорогой, сидел белый медведь, обняв лапами ствол. Ветер выветрил пласт снега, и он стал похож на медведя. А потом деревьев не стало. Показалась цепочка гор. Я давай приставать к пассажирам: что за горы посреди тундры? Странно, никто не знал.

– Вы в первый раз в Воркуту? – спрашиваю свою попутчицу, женщину лет тридцати. Она вернулась из вагона-ресторана, и я ее уже успела разочек до этого про горы спросить. – Раз не знаете про горы, значит, в первый?

– Да что ты! – воскликнула она. – Я каждый год из Воркуты на юг выбираюсь. Сейчас вот еду из отпуска.

– И не знаете! – Я смотрела на нее с недоверием.

– А зачем мне знать? – молодая женщина удивилась. Она была модно одета, во всяком случае, у нее был дорогой спортивный костюм и сотовый телефончик нехилый такой.

– А куда наш поезд идет, помните?

– В Воркуту, – сказала она еще более удивленно, – ты что, издеваешься?

Я вышла в коридор. Нельзя грубить взрослым.

Моя попутчица мне сразу стала неинтересна. Да ну… Нелюбопытна, нелюбознательна, прямо как Нинка Буфетова.

Самое интересное, что и проводницы не знали названия горного хребта. Такое впечатление, что в наше время люди смотрят даже не в окна – домов, поездов, самолетов, а лишь на экраны своих мобильников.

Неужели и я буду такая, как эта равнодушная тетка в модном спортивном костюме? Да лучше сразу застрелиться!

Синие горы не давали мне покоя. Я продолжала донимать пассажиров вопросами. Наконец, меня услышала одна старая женщина. Она лежала на нижней полке через три купе от меня. Нога на ногу, в бриджах. Вены на ее ногах были старые и перекрученные, синие, как реки на картах. Мне даже страшно за нее стало – как она встанет, как шагнет? У нее были такие же синие глаза, как эти далекие горы. Они были похожи на Лёвкины, юные и живые. Они так контрастировали с ногами, со старыми венами, с морщинками на лице.

– Это Урал, деточка, – сказала она, приподнявшись и посмотрев в окно через раскрытые двери купе. – Полярный Урал.

– Спасибо! А я живу за Уральскими горами, на востоке.

– Вот ведь как. Живешь за Уралом, а едешь через Москву. Потому что нет от Воркуты железнодорожной ветки на восток, только лишь на юго-запад.

– А почему нет?

– Кто ж знает. Но строят ветку потихоньку, Белкомур называется. Свяжет Белое море, Мурманск и Коми. От твоего востока до Воркуты будет легче добираться.

Как будто я каждый год собираюсь в Воркуту ездить! Хотя кто его знает! Может, мне понравится? Все на юг, а я – на север. Очень будет прикольно!

Женщина рассказала мне про пять природных зон. Грамотная тетя, наверное, профессорша какая-нибудь. Уж не равнодушная, это точно.

Вот такой хочу в старости быть, если уж доживать до нее. Таких никак не хочется называть «старухами» или «старушками». Дама лет семидесяти в расцвете сил и ума, вот как надо их называть.

Длинна дорога до шахтерского города. И выспаться успела, и почитать.

Около станции Бугры написалось наконец-то стихотворение:

«Прямо Есенин», – подумала я про себя, ухмыльнувшись. Потому что не мой это был размер, не мой настрой, не мой ритм… мне же Бродский нравится, а у него совсем по-другому стихи устроены.

А что до столбов, правда, не было среди них ни одного прямого – «трезвого». Ветер их подмял под себя. Какие тут ветра-ветрища! Просто вселенские драконы! На какой-то станции у дежурной меховая оторочка на капюшоне трепетала так, как будто решила поднять в воздух свою хозяйку… Вот-вот еще немного, и девушка с желтым флажком унесется в снежную высь.

На одной станции поезд поджидало шесть снегоходов «Буран». Господа пассажиры, это для вас такси! А пространства тут сколько! Едешь бесконечное количество часов, книжку прочтешь, а за окнами одно и то же белое безмолвие. И вдруг посреди тундры видишь аккуратные зеленые вагончики, мощные бульдозеры. Что-то разрабатывают посреди безмолвия белого. Может, золото отыскали… Нет, из окна я увидела много чего любопытного! На реках около станций снег был утыкан палками, ветками, превращая снежное пространство в подобие ежиной спины.