Рудо Мориц - Его большой день

Через несколько дней полевая мышка так расхрабрилась, что стала ко мне подходить. И всякий раз я ей что-нибудь бросал.

Еще немного спустя стал я орешек себе на колено класть, как для белой мышки. Только полевая мышка долго еще не решалась по штанине взобраться на мое колено, но и от орешка отказываться ей не хотелось. Вот как-то раз лакомится белая мышка у меня на колене. Вдруг серенькая решилась, взбежала по ноге, орешек схватила и — вниз. Орешек на полу сгрызла. А на следующий день орешек она у меня на коленях съела.

С тех пор, бывало, только скрипну я дверью, обе мыши уже меня ждут. Я угощал их поровну. Они ели на моем колене, из моих рук и даже друг за дружкой по мне гонялись.

Уж не знаю, сколько времени так продолжалось бы. Но у нас в доме слишком много мышей развелось. Мама что ни день жаловалась: опять они в чулане что-то съели. Вот отец однажды и принес кота; тот разбирать не стал, какая мышь ученая, какая нет, серая она или белая, всех до единой переловил. С тех пор меня уже никто больше в сенях не поджидал. А в карманах долго еще орешки лежали, только отдать их было некому…

Дядя Богдан улыбался и весело попыхивал трубочкой. Должно быть, с удовольствием вспоминал детство.

Немного спустя он тихо так сказал:

— Природу я с малых лет любил. Мой это был мир. Я бродил по лесу и то за муравьем, то за жучком или птицей часами наблюдал… А вот завтра, — он лукаво взглянул на меня, — пойдут у нас с вами рассказы настоящие, охотничьи!

На другой день мы отправились на Майов пик.

Мы шли по охотничьей тропе, устланной хвоей, словно по ковру. Дядя Богдан отшвыривал в сторону сухие веточки, чтобы я нечаянно не наступил, не зашумел бы. Шли мы молча и только пристально поглядывали по сторонам.

По пути видели мы косулю с козленочком, но прошли так неслышно, что они нас даже не заметили.

На Майовом пике, поросшем высокими старыми елями, дядя Богдан выбрал уютную полянку. На ней мы и расположились.

— С чего же начинать? — спрашивает дядя Богдан и достает из своей кожаной сумки хлеб с брынзой. А мне так и кажется, что он сейчас новую историю достанет.

— С чего вам угодно, дядя Богдан, — отвечаю.

— На первый раз выбирайте сами, — подбадривает он меня. — Не бойтесь, запас у меня большой, о чем хотите, рассказать могу. Бродил я много по лесам, всякой всячины насмотрелся. На прудах в Южной Чехии служил, и о тех местах кое-что рассказать сумею.

Ну, если так, стал я думать, что же выбрать? Обо всем хочется послушать! Об оленях, рысях, косулях или лисицах. Не так-то просто решить.

— Так что же?.. — понукает меня дядя Богдан.

— Ну, хоть… об оленях, — выпалил я и, подумав, добавил: — Или о рысях.

Старик засмеялся.

— С чего-нибудь одного надо. Об оленях, значит… Много любопытного я о них знаю.

— Вот и расскажите все…

— Расскажу, все расскажу, отчего же не рассказать. Только по порядку. Сегодня — об олене, который окаменел.

— Окаменел? — Я просто рот открыл от изумления. — Это сказка, что ли?

Дядя Богдан смеется. Морщинки вокруг глаз собрались.

— Какая там сказка, — говорит, — быль самая взаяравская. — И тут же, словно обидевшись, добавляет: — Не стану же я разные глупости болтать.

Я успокоил его: к слову, мол, пришлось.

Наконец он набил трубочку, закурил и начал:

— Молодой я тогда еще был, служил помощником лесничего в графском имении. Давненько дело было и не в здешних местах… Чудесная в тот год стояла осень. Лес всеми цветами радуги расцветился: буки — золотые, березы — лимонно-желтые, на вырубках рябина огнем полыхает, пихты и ели совсем черными среди пестрой листвы кажутся и такие важные, гордые…

У всякого охотника в такое время сердце замирает: об эту пору олений гон идет.

Однажды вечером граф меня вызывает и приказывает:

«Готовься, пойдем завтра на оленей охотиться».

Отправились мы еще ночью. Темно, как в погребе, холод пробирает до костей. Поднялись повыше в гору — там под ногами даже ледок потрескивает.

Как раз ночка подходящая оленям драться.

Поднялись мы на горный гребень послушать хорошенько, как олени трубят. А в ту ночь они то и дело трубили. Мы по голосу самого сильного выбирали. Он низко так трубил и громко: «Ох-ох-ох-ооо».

Пошли мы на голос. С оленем, должно быть, стадо ланей. А по голосам слышно, что там еще несколько оленей послабее.

«Возьмем его!» — решил граф.

Забрезжила на востоке заря. Определили мы, откуда ветер, чтобы к оленям незаметно подобраться. Пошли очень осторожно. Иногда я в манок трубил, чтобы олень ответил. И вдруг слышим: с другой стороны второй олень трубит, тоже низко, громко. Значит, два матерых оленя недалеко! Не стал я их подманивать — темновато еще было да и боялся, как бы не почуял нас олень, если очень близко подойдет и на него ветер окажется. А упустить жалко.

Вдруг первый олень отвечает. Вызов, стало быть, на поединок принял.

Мы ждали, что дальше будет. Воинственные вызовы по всему лесу разносились.

Добрались мы до старой вырубки. Там, по голосам судя, должны были олени встретиться. Волновался я страшно — замечательного зрелища ждал. В голове шумело, в висках кровь стучала. И вправду. Подходим к вырубке, а там уже звонкие удары рогов слышны и валежник трещит. Соперники драку начали.

На краю вырубки устроена была высокая сидьба. Влезли мы на нее как можно тише. В предрассветном сумраке открылось перед нами великолепное зрелище — поединок матерых оленей.

У меня захватило дух: впервые такой бой видел. Олени на передние ноги опустились, упираются лбами друг в друга, рога сцепили. Вдруг как вскочат забияки и в разные стороны… Потом голову к земле опустили. Настоящие властелины лесов! Разбежались… И снова стремглав друг на друга кинулись. Рога так и затрещали. Его сиятельство, как мы называли графа, вскрикнул даже. Испугался, как бы облюбованный им олень рога не обломал.

Трещат сухие ветки под копытами оленей, а те так и наскакивают друг на друга. То один оттолкнет врага, то другой. Силы-то у обоих, должно быть, равные. Кто победит — пока еще не ясно.

А небо все светлее да светлее. Туман мало-помалу рассеивается, и вырубка виднее стала.

Уже с полчаса поединок тянется. Клочья пены падают изо рта соперников, бока ходуном ходят от тяжелого дыхания. Нам слышно даже, как драчуны пыхтят.