Лябиба Ихсанова - Цветы тянутся к солнцу

Гапсаттар сел, прислонившись к стенке. Сначала он с интересом смотрел, как играют котята на тряпичном коврике посреди комнаты. А потом бессонная ночь дала себя знать, и он не заметил, как заснул крепким сном.

Ему показалось, что он только на минутку закрыл глаза, но оказалось, что он проспал больше часу. Он проснулся оттого, что уборщица трясла его за плечо.

— И чего тебе дома не спалось? — сказала она. — Ну теперь пойдем, сейчас открываю.

Гапсаттар, жмурясь от ослепительного утреннего света, вышел на улицу и увидел, что учительница уже ждет на крыльце. Вокруг нее было несколько ребят.

«Проспал, — с горечью подумал Гапсаттар, — недаром мама говорит: «Кто спать любит, тот свое счастье губит».

Ведь он и пришел-то пораньше, чтобы по секрету поговорить с тетей Тагирой, а теперь ничего уже не выйдет.

Тем временем уборщица отперла школу. Ребята, обгоняя друг друга, вбежали в класс. Тетя Тагира, отойдя чуть в сторону, пропускала детей. Гапсаттар задержался немножко. Он еще думал, что ему удастся перекинуться с тетей Тагирой несколькими словами, но она, как нарочно, сказала:

— Проходи, Гапсаттар. Холодно на улице, замерзнешь.

Сама она была сегодня очень грустной. Что-то тревожило ее. И даже улыбка, которой она, как всегда, встречала ребят, казалась сегодня не настоящей.

В последние недели она собирала ребят, которые приходили до начала уроков, и рассказывала им что-нибудь интересное, а иногда читала книжку. Ребята не носились по школе как угорелые, не поднимали тучи пыли. Они слушали, а те, что подходили позже, тихонько раздевались и подсаживались к остальным.

Вот и сегодня ребята ждали чего-то интересного. Ждали, что тетя Тагира им почитает. Но она даже не взяла в руки книжку.

— Послушайте, дети, — сказала она. — Вы помните, на днях Саиджан спрашивал меня, когда кончатся советские уроки? Он, оказывается, не сам придумал этот вопрос. Он слышал это от отца, от взрослых, и, как сорока на хвосте, первый принес эту весть в школу. Вчера меня вызвали к новому нашему начальству и объявили, что с сегодняшнего дня у нас будут уроки богослужения. Мать Саиджана будет вас учить.

Услышав эту новость, Газиза вскочила с места.

— Тетя Тагира, — сказала она, — я не буду учиться у жены муллы. Я уже один раз ушла из-за нее из школы. Я ее не люблю.

— И я не люблю, — сказал Совенок.

— Не будем у нее учиться, — раздалось со всех сторон.

— Спокойно, дети, — сказала тетя Тагира. — Я тоже ее не люблю. И мне совсем не легко учить вас в одной комнате с ней. Я вас учу настоящим наукам, стараюсь дать нужные для жизни знания. Но если и я откажусь, и вы откажетесь, тогда совсем закроют школу. Одно могу сказать вам, ребята, — это ненадолго. Придется потерпеть…

«Ох и обрадуется Саиджан, — подумал Гапсаттар, — он теперь, как индюк, надуется, когда его мать придет в школу».

Злость душила мальчика. Забыв обо всем на свете, он на весь класс выпалил то, что хотел сказать одной учительнице:

— Они же настоящие буржуи, тетя Тагира. Они нынче всю ночь возили оружие в мечеть!

Тетя Тагира бросила на Гапсаттара быстрый взгляд и… промолчала.

Переждав, пока в классе снова наступила тишина, она оглядела ребят и сказала спокойно:

— Значит, мы с вами договорились, ребята. Ходить в школу будете по-прежнему. Учить уроки будете по-прежнему. Все уроки. А если какие вопросы у вас появятся, подойдете ко мне и спросите! Договорились?

Гапсаттара удивило то, что тетя Тагира так равнодушно отнеслась к его сообщению.

«Если это такой уж пустяк, почему же они тайно, ночью разгружали подводы? — думал он. — А если это важно, почему же тетя Тагира его ни о чем не спросила?»

И вообще как-то неудачно начался этот день. И не выспался он, и с тетей Тагирой поговорить не удалось, и Матали нет до сих пор. Впрочем, Матали-то, наверное, придет. С ним случалось, что он опаздывал на урок, а вот чтобы совсем не пришел — такого не бывало еще ни разу.

Каждый раз, когда открывалась дверь, Гапсаттар оборачивался, но Матали все не было. Зато пришел Саиджан вместе со своей матерью. Гапсаттар отвернулся. Ему не хотелось видеть ни Саиджана, ни его мамочку.

Урок тем временем начался. Тетя Тагира со старшими ребятами начала заниматься арифметикой, а жена муллы с маленькими стала напевать молитвы.

— А вы почему вчера не пришли? — тихонько спросил Гапсаттар у Газизы.

— Не знаю. Матали не пришел, а одну меня мама не пустила.

— А что с ним? Он и в школу не пришел.

— Откуда мне знать? Я заходила к ним — там замок.

— Слушай, — Гапсаттар совсем тихо зашептал Газизе на ухо, — вчера всю ночь таскали оружие в Голубую мечеть и в сарай к Хакимзяну…

Договорить он не успел. Тяжелая книга в кожаном переплете больно ударила его по голове, и мать Саиджана сказала с насмешкой:

— В другой раз не разговаривай во время урока.

В полдень уроки кончились. Ребята шумно расходились по домам. Гапсаттар тоже оделся. Обычно он всегда прощался с тетей Тагирой, а сегодня решил уйти не попрощавшись. Он до сих пор не мог простить ей того, что она без всякого внимания отнеслась к его сообщению.

Он уже дошел до двери, уже взялся за ручку, но тут голос тети Тагиры остановил его:

— Газиза, Гапсаттар, подождите минутку.

Когда они втроем остались в комнате, тетя Тагира оглянулась по сторонам и, убедившись, что больше никого нет в классе, сказала тихонько:

— Такие вещи, Гапсаттар, при всех не нужно говорить. Этим ты и себе можешь навредить, и мне, и, главное, — делу. Сегодня в четыре часа приходите ко мне. У меня для вас есть важное дело.

Потом она объяснила, как найти ее квартиру на Булаке, и отправила их домой.

Когда Матали подходил к казармам, ему издали всегда казалось, что это не дома, не заборы, не склады, а какое-то огромное чудовище, положившее голову на передние лапы и задремавшее среди городского шума. Лежит, днем греет спину в лучах солнца, ночью мерзнет под светом луны и ни до чего ему нет дела. Ни до подвод, проезжающих мимо, ни до ветра, несущего запахи набухших почек, ни до ворон, с криком летающих вокруг красных колоколен церквей, стоящих под горой.

И часовой у ворот тоже как будто дремлет с винтовкой в руке и ничего, наверное, не стоит пройти во двор у него под носом.

Но только они с отцом подошли поближе, часовой повернул к ним голову и сказал бесстрастным голосом:

— Пропуск!

Саляхетдин вынул из кармана кусочек бумажки и показал часовому. Тот заглянул в бумажку, посмотрел на отца и только после этого чуть отошел в сторону, пропуская их во двор.

Когда Матали был в казармах последний раз, тут у ворот все кипело, и народу было, как на хлебном базаре. Все куда-то спешили, переговаривались на ходу, спорили, кричали.