Юрий Бриль - Рядом с зоопарком

И они ушли, поручив Юльке картошку.

В актовом зале горел свет, и прежде чем спуститься в подвал, они завернули туда. Пусто, никого. Гриня сел и дальше ни с места.

— Есть охота, — забормотал он, — а там картошка, тоже мне, друг называется, все куда-то тащит, поесть не даст. Форму уделал с этим подвалом, мамка придет, ругаться будет. Все из-за тебя.

— Ну ладно, ешь давай, только по-быстрому, — Федя разломал на две части лежавший на столе батон, разлил по стаканам бутылку кефира.

Подвальная дверь была распахнута настежь. Прежде чем спуститься по широкой подвальной лестнице, они прокричали в темноту:

— Сла-вик! Сла-вик!

Никто не отозвался.

Сто раз уже были в подвале, кажется, знают каждый вентиль, каждый патрубок. Все равно неприятно лезть. Темно, по стенам струится вода. Тут и там скапывает, шипит, квакает.

Из Маленькой подвальной комнаты сочился свет, падал на свободное от труб пространство.

в которой Петр Никанорович и Елена Ивановна подозревают, что произошло самое плохое из того, что не могло произойти.

Никаких следов Славика Петру Никаноровичу и Елене Ивановне обнаружить не удалось.

— Происходит что-то непостижимое, — говорил Петр Никанорович, открывая дверь актового зала и вежливо пропуская Елену Ивановну вперед. — Вероятнее всего было бы предположить, что Сла… — посмотрев на стол, он осекся на полуслове. — А где же батон?

— И кефир?

Оба почему-то посмотрели в сторону Загнилена, прикрытого куском темной материи.

— Странное дело.

— Должно быть, мы с вами были так голодны, что и не заметили, как съели второй батон и выпили вторую бутылку.

— Возможно, хотя и маловероятно. Я так думаю.

Елена Ивановна подошла к Загнилену, приподняла край покрывавшей его материи.

— Маловероятно… но возможно.

— Вы что-то сказали?

— Нет-нет, ничего… Я только подумала, что было бы совершенно немыслимым предположить, что Славик исчез таким же образом, что и батон с кефиром.

— Ну тогда и не предполагайте. — Петр Никанорович почему-то начинал нервничать.

— Я и не предполагаю, — тоже начала нервничать Елена Ивановна.

— Булка с кефиром это одно, а Славик — совсем другое, — авторитетно сказал Петр Никанорович. — Я так думаю.

— В милицию позвонить — и баста! — уцепилась за идею Елена Ивановна. — Там живо разберутся, кто ест… есть кто.

— Хватит с нас милиции, — поднял вверх руки Петр Никанорович. — Надо хоть немного позаботиться о репутации школы!.. Хотя вдвоем, видимо, нам не под силу. Иголку в стогу сена легче найти, чем Славика. Выведем из резерва Геннадия Николаевича и Антонину Сергеевну. Мы с Антониной Сергеевной держим курс на северо-запад, в сторону кафе «Серебряное копытце», вы же с Геннадием Николаевичем в противоположную сторону, беря ориентир на строящееся здание…

— Давайте наоборот, — вдруг возмутилась Елена Ивановна, мы — в кафе, вы — на строящееся здание.

— Не возражаю, пусть так, — грустно качнул головой Петр Никанорович и пошел к дверям.

в которой рассказывается о пользе рыбьего жира, о том, что в отличие от Агриппины Петровны гопкомпания не дремлет.

К вечеру Тюлень пришел уже в себя, то есть в свою первоначальную форму. На весь рубль он купил рыбьего жира и пил через час по чайной ложечке. Как видно. Большой Гоп оказался прав, говоря о пользе рыбьего жира. Вечером же на своем экстренном совещании гопкомпания решила украсть Загнилена.

С приготовленными на всякий случай большим мешком и веревками, опасливо озираясь по сторонам, она отправилась к школе. Шла и ругалась, как обычно.

— Чтой-то не хочется снова в подвал, устал я чтой-то, — говорил Силыч.

— Все из-за тебя, Силыч, — напомнил ему Большой Гоп. — Если бы не ты, мы бы давно украли Загнилена, и теперь бы уж весь город дрожал от страха, а мы бы делали что хотели.

— Сантехников Загнилен, сантехников, — ворчал Тюлень.

— Я, может, пошутил, — оправдывался Силыч.

— Чтой-то ты в последнее время сильно веселый, дай ему, Гопа, чтобы он погрустнел малость…

Большой Гоп замахнулся, чтобы «дать» Силычу, но сделал вид, что почесал затылок. Из подвала вышли трое мальчишек. Один даже поздоровался:

— Здравствуйте, дяденьки!

Это озадачило гопкомпанию, но не настолько, чтобы изменить свои планы. Мальчишки скрылись за поворотом, она же растворилась в густой подвальной темноте.

Федя и Гриня нашли Славика в Маленькой подвальной комнате. Сидел на полу и уплетал за обе щеки конфеты. Достает из горшка — и в рот, достает — и в рот. Когда они зашли, он запихивал как раз последнюю. У Гриньки были все основания сказать:

— Я так и знал, не надо было спасать эту жадобину!

— Спасители нашлись. Без вас бы дорогу нашел.

— Вот она, благодарность человека, которого спасли от верной гибели… По шее дать, что ли?!

— Дай, Гринь!

Толкая впереди себя Славика, как пленного, они вошли в школу — им навстречу по коридору хлынули взрослые. Среди них и мама Славика, и Петр Никанорович, и Елена Ивановна. Давай тискать, обнимать и целовать Славика.

— Славик, деточка!

Как же ты нас напугал!

— Как же мы переволновались!

— Понятно, где тебя надо было искать, — сказал Петр Никанорович, осмотрев Славика.

— Там у двери вертятся самые настоящие уголовные бандиты, — вылез Гриня.

— Ну, это вы преувеличиваете, — сказал Петр Никанорович.

— Может, не настоящие, — смягчил Федя, — но и не члены родительского комитета. Я их знаю…

Тут раздался сварливый голос Агриппины Петровны:

— Петр Никанорыч! Еленван-на! Школу пора закрывать!

— Вы бы лучше потрудились закрыть подвальную дверь! Да как следует! — крикнул Петр Никанорович, причем с металлической, по-настоящему директорской ноткой в голосе. Потом тихонько добавил: — Вдруг и правда бандиты? Теперь уж ничему удивляться не приходится… Украдут какой-нибудь патрубок, потом где я его возьму?!

в которой лучшие выпускники школы занимают место в президиуме, а Большой Гоп делится с присутствующими своим педагогическим опытом.

Может быть, за всю свою историю школа не собирала столько народа. Взрослые группками и поодиночке ходили по школе, собирались в кружки, рассматривали пожелтевшие и довольно свежие фотографии, оживленно толковали. Тут же и школьники, все, с первого по десятый. В зал не пробьешься. Ребята гроздьями висели на шведских стенках, лепились на спортивных «козлах» и «конях». Маленький Гоп раскачивался на канате, норовя свалиться кому-нибудь на голову. Это уже, конечно, было слишком. Елена Ивановна тотчас шуганула его оттуда.

Сцена была еще пуста, справа только президиумный стол, слева — покрытый темным материалом, потому невидимый, Загнилен. Но вот заиграла труба, на сцену вышел Петр Никанорович. Был он в хорошо отутюженном сером костюме, модном сером галстуке. Тон его одежды деликатно оттенял праздничную улыбку на его несколько осунувшемся в последние дни лице. Прежде всего он пригласил президиум занять свои места. Папа и мама Феди Елкина, Диана Владимировна, передовик, директор, заведующая сели за стол, и от их праздничных улыбок стало как будто светлее в зале.