Владимир Великанов - Стригунки

— Олик, не кричи! Ты же интеллигентный мальчик! Это неприлично.

Задержанный шел независимо и непринужденно разговаривал с сержантом. Он всячески старался показать милиционеру, что происшедшее не особенно волнует его, а для прохожих делал вид, что идет просто со знакомым сержантом.

— Сержант, что ты меня как барышню под руку держишь? — вполголоса возмущался задержанный. — Я сказал, не сбегу. Можешь не волноваться.

Сержант решил, что и правда его предосторожность излишняя. Остаток пути он шел рядом с задержанным, ни на секунду, однако, не упуская его из виду.

Когда сержант и задержанный вошли в детскую комнату отделения милиции, там, кроме дежурного, никого не было. Старшина-дежурный, подперев голову руками, сидел за столом и читал книжку. На этажерке в углу стоял мохнатый мишка, лежали кубики и несколько ярких пирамидок. Большой с золоченой гривой конь скучал, уткнувшись мордой в угол. Все было в образцовом порядке, потому что со дня приобретения еще не побывало в неспокойных ребячьих руках. Самые маленькие граждане предпочитали сюда не попадать и играли во дворах и садиках под наблюдением мам и бабушек.

Старшина-дежурный досадливо поморщился. Ему, видимо, не хотелось отрываться от книги и приступать к своим невеселым обязанностям. Но, узнав вошедшего, старшина смягчился.

— Здравствуй, Птаха. Опять что-нибудь с голубями?

— Задержан у кинотеатра. Спекулировал билетами, — доложил сержант. — Попытки к бегству не было.

— Птаха не побежит. Я его знаю. Так, значит, снова за билеты взялся? Деньги понадобились?

— Деньги всегда нужны. У меня отца нету. Сам зарабатываю…

— Разве это заработок? Это обман. Ты пользуешься тем, что картина интересная, народ на нее

валом валит… — начал было сержант, но Птаха отрезал:

— Нечего агитировать. Что дальше делать будете?

Хорошо знавший Птаху дежурный сказал:

— Сержант, возьми адрес и сходи за матерью.

— Домой ходить нечего. Мать сегодня в вечернюю пошла. Действуйте через школу. Да там сейчас тоже никого нет. Отпустили бы меня…

Старшина достал из письменного стола алфавит, нашел телефон школы и принялся звонить. Никто не отвечал.

Птаха осмелел:

— Пустым делом, старшина, занимаешься. Из школы меня, сам знаешь, не исключат. Всеобуч! А что я такого сделал? Бить никого не бил, даже не ругался… Кто их, людей, заставляет у меня билеты по десятке брать? Сами. Добровольно…

В школе, наконец, кто-то взял трубку.

Старшина сказал кому-то из школьных работников, что милицией за спекуляцию билетами у кино задержан ученик седьмого класса Михаил Птаха, что сейчас он находится в детской комнате отделения милиции.

Миша лихорадочно прикидывал: с кем мог говорить старшина? То, что у телефона не директор, Птаха понял сразу. «В милиции директора знают по имени и отчеству. Значит, это не директор. И потом, говорят, он в Китай в командировку уехал. Сейчас поздно. Может, это уборщица? Но она в такие дела никогда не вмешивается. А старшина разговаривает с кем-то долго. Кто это может быть?»

Старшина повесил трубку.

— Жди, сейчас придут, — сказал он Мише Птахе.

Дверь распахнулась, и вошел капитан — заместитель начальника милиции, Птахе он тоже был знаком.

— А я-то думал, что ты, Миша, исправился, — удивился капитан. — А ты снова здесь?

— Билеты около кино продавал. Вот и придрался сержант…

— Эх ты, парень! Завтра первое сентября. Праздник у вас. А ты здесь… Учиться-то будешь?

— Надоело. В ремесленное хочу пойти…

— А ты думаешь, ремесленникам разрешается спекулировать билетами? Разве думал твой отец, — продолжал капитан, — что сына будут в милицию приводить?..

— Вы, товарищ капитан, отца не трогайте, — голос Птахи стал глухим и требовательным. — А насчет ремесленного я твердо решил.

В кабинет начальника вошла Варвара Леонидовна — завуч школы. Этого Миша не ожидал. Птаха сидел у стены, и завуч его не сразу заметила.

— Где же Птаха? — тяжело дыша, спросила Варвара Леонидовна.

Она была уже не молодая, полная и, видимо, страдала сердечной слабостью. Варвара Леонидовна брезгливо осматривала комнату. Пребывание в милиции ее явно унижало.

— Хорош! Нечего сказать! — процедила она сквозь зубы.

Когда Миша Птаха и Варвара Леонидовна вышли на улицу, завуч сказала:

— Вот попробуй с таким зверенышем школу в образцовую вывести…

— Звереныши в зоопарке находятся, — независимо ответил ей Птаха. — Вы, Варвара Леонидовна, с учеником разговариваете. Можно сделать замечание. Но зверенышем обзывать…

— Ну как же еще тебя назвать? Сам подумай. Просто беда с тобой, и в кого ты только уродился, Птаха? Мать как будто тихая женщина. Отец, что ли, хулиганом был?

Миша побледнел, сжал кулаки и остановился.

— Мой… мой отец кавалером ордена Славы был! А вы… Вы — дура!

Выпалив это, Птаха несколько секунд в упор смотрел на завуча, потом повернулся и пошел прочь.

Растерянная Варвара Леонидовна стояла посреди тротуара. Она прекрасно понимала, что сама была виновата, сказала не подумав — вот и результат. И в то же время она знала, что эту выходку Птахи так оставить нельзя.

— А ну, давай, давай! — наступал на ребят вихрастый паренек лет пятнадцати. — Сказал, Птахи нет, — значит, проваливайте!

— Ну, чего ты? Чего? Нам Мишка очень нужен, — говорил Коля, на всякий случай держа руки на уровне груди. — Небось думаешь, что нас из школы прислали? А вот и нет!

— Все равно проваливайте с нашего двора.

Друзья с достоинством отступили за ворота.

— Говорил тебе, не за чем сюда ходить, — сказал Вася, — очень нужны Птахе твои кирпичи. Был бы он дома, он бы еще сам нам по синяку подвесил. Ну чего ты, Колька, из-за меня мучаешься? По дворам ходишь. Никому этот кирпич теперь не нужен… И отцу тоже.

— Эх, Фатей! Такие разговорчики ты брось. Я за тебя теперь отвечаю. Понимаешь? Отвечаю. И кирпичи мы делать будем! Идем-ка к Женьке Мухину.

Мухина они застали во дворе около отцовского гаража. Это был не гараж, а целая мастерская. На полках в строгом порядке был разложен столярный и слесарный инструмент. Под одной из полок стояла аккуратная наковаленка для мелких поковок. В углу в полном блеске и порядке стоял токарный станочек.

Женя, сын Виктора Андреевича Мухина, был влюблен в отцовскую мастерскую, в стоящего в гараже «Москвича», влюблен в отца, который все может и все умеет делать своими руками. Прибежав из школы и приготовив уроки, Женя начинал обычно томиться в ожидании отца.