Ким Васин - Сабля атамана

— Где полковник Ямбаев? — звонким, ломающимся голосом спросил парень.

— Здесь, — ответил Ямбаев, выходя из шалаша. Потом, взглянув на парня, усмехнулся: — Э-э, думаю, какой это арслан-батыр [13] Арслан-батыр — богатырь. шумит? А тут безусый мальчишка. Ну и румян же ты, парень, прямо красная девица.

Парень вспыхнул, потом нахмурился:

— Девица, говоришь… Неужели мужчина отличается от бабы только усами? Козел моего отца тоже бородат, значит, и он батыр?

Вокруг раздался дружный хохот. Ответ парня понравился.

— Ловко отрезал! — крикнул кто-то весело.

— Джигит… Якши джигит… Настоящий джигит, — одобрительно сказал стоящий рядом с Ямбаевым седой башкир в красной шапке.

— Откуда ты? — улыбаясь, спросил Ямбаев парня.

— С Таныпа, — сурово сдвинув брови, ответил тот.

— С Таныпа? Оттуда родом был мой друг Аргемблат, — задумчиво сказал Ямбаев. — Храбрый был воин. Погиб он.

— Аргемблат был хороший человек. Я знал его, — дрогнувшим голосом сказал юноша и, помедлив, твердо закончил: — В нашем крае много таких богатырей, как Аргемблат.

Изибай Ямбаев пристально вглядывался в лицо парня, ему показалось, что он чем-то похож на Аргемблата.

— Ну ладно, — сказал Ямбаев, — иди к сотнику Назарке. Да, а как тебя зовут?

— Келтей.

— Келтей-батыр, значит… — И, бросив еще один внимательный взгляд на парня, Ямбаев повернулся и скрылся в шалаше.

Келтей быстро разыскал Назарку, пожилого русского мужика в солдатском кафтане. Назарка сидел у костра и что-то рассказывал весело скалившим зубы приятелям.

Келтей тоже присел к огню. Он знал очень мало русских слов и не понимал, что рассказывал Назарка и чему смеялись все вокруг.

Келтей сначала смотрел в костер, потом потихоньку стал рассматривать сидевших у костра. Вот башкир в красной шапке, тот, что давеча назвал его джигитом; рядом с ним пожилой мариец в белом суконном кафтане, а немного поодаль стоит бородатый казак в лохматой бараньей шапке. Все незнакомые и все родные, близкие какие-то. Рваные рубахи, заплатанные кафтаны, стоптанные лапти — видать, запросто живут эти люди с тяжким трудом и вечной нуждой…

Вдруг совсем близко, в черных кустах, раздался резкий свист. Послышались шум, голоса, и, ломая кусты и треща валежником, к шалашу Ямбаева прошел татарин-лазутчик.

Немного погодя Ямбаев и татарин вышли из шалаша и подошли к костру.

— В нашу деревню сегодня прибыл отряд драгун, — сказал Ямбаев. — Они не ожидают нападения. Надо их взять врасплох. В деревню поскачет сотня Назарки. Ну как, ребята, справитесь?

— Не в первый раз, — ответил за всех Назарка.

Лагерь проснулся. Закопошились люди, заржали кони.

Сотня Назарки умчалась к деревне, и вместе с нею Келтей.

Гулко раздается в ночи топот конских копыт. Как ветер, влетели пугачевцы в деревню. Прогремел запоздалый выстрел опомнившегося часового, но пугачевцы уже неслись по всем улицам.

Враги были захвачены врасплох. Только небольшой кучке драгун во главе с офицером удалось вырваться из деревни.

Бешено погнали драгуны своих коней, спасаясь от гибели.

Пугачевцы открыли им вслед стрельбу, но оперенные стрелы уже не доставали врагов.

Тогда Келтей резко рванул поводья, и его конь вышел вперед.

Келтей на ходу выхватил лук и натянул тетиву. Зазвенела тетива, молнией блеснула стрела, и драгунский офицер, покачнувшись, стал валиться с коня.

— Молодец, Келтейка! — крикнул Назарка.

Пугачевцы приостановились у полевых ворот [14] Полевые ворота — ворота в изгороди, которой в прежнее время обносились поля у марийцев. . Прямо за деревней чернели поля, и вдали скакали драгуны.

— Эх, уходят!

— Не догнать… — переговаривались пугачевцы.

Вдруг Келтей бросился прямо через поле, наперерез драгунам. Он выскочил на дорогу, врезался в гущу врагов, клубы пыли поднялись из-под копыт завертевшихся на одном месте лошадей, засверкали сабли.

Через несколько мгновений подоспели пугачевцы. Ни один драгун не ушел от их сабель.

Когда бой был кончен, все увидели, что посреди дороги вниз лицом лежал Келтей. Его конь стоял рядом.

Келтея решили похоронить рядом с Аргемблатом.

…Келтей лежал на сверкающей зеленой траве. Утреннее солнце, распластав алые крылья, словно сказочная жар-птица, поднималось над полем, и его первые золотые лучи упали на нежное и юное лицо Келтея. Он и бездыханный был очень красив.

— Он был настоящий батыр, — сказал седой башкир.

В это время на дороге показались всадники.

— Ялкий едет! — крикнул кто-то.

Ялкий остановился у дуба, сошел с коня и склонился над Келтеем. Ему рассказали о подвиге и гибели отважного юноши.

— Так и должно было случиться, — тихо сказал Ялкий. — В борьбе за народное счастье каждый становится героем…

— Ты знал этого юношу? — спросил Изибай Ямбаев.

— Это дочь Аргемблата, — ответил Ялкий.

Жаркое весеннее солнце сияло в безоблачном голубом небе. Лениво, чуть слышно шелестели кудрявые ивы, и листва на них, попав в солнечный луч, вспыхивала серебром. Ясное, бескрайнее и бездонное, словно море, небо с раннего утра звенело песнями жаворонков.

А возле покрытого лубом омшаника [15] Омшаник — неотапливаемый сруб, проконопаченный мохом, служит для хранения продовольствия, а летом и для жилья. , спрятавшегося в тени старых лип, было прохладно. Тихо шумели вершины деревьев, редкие, пробившиеся сквозь листву солнечные лучи, словно длинные копья, пронзали дымную тень.

Через раскрытую дверь омшаника можно было разглядеть закопченные стены, широкие нары и висящий на крюке черный от сажи котел.

Старый Темирбай и его маленький внук Яний сидели на лавочке у входа в омшаник. Несмотря на праздничный день, старик был одет, как всегда, в ветхую рубашку, в латаные портки, а его ноги были обмотаны старыми онучами.

Темирбай костлявой рукой поглаживал свою острую бородку и в задумчивости прислушивался к доносившейся из-за ракит от реки свирели.

Невидимый глазу музыкант выводил протяжную и грустную мелодию. Свирель плакала и печалилась, как душа усталого человека, плутающего по темным и тесным лесным тропам…

«Дорога далека, а дальше идти нет сил», — жаловалась свирель. То ли это играет бедняк мариец, бредущий в соседнее село, то ли пастух, выгнавший стадо на луга, то ли какой бродяга, с тоской глядящий на праздничные деревни, — кто его знает.

— Эта песня нездешняя, — проговорил Темирбай, — так поют марийцы, живущие у Волги. Давние, годы напоминает мне эта песня.

Глаза Яния радостно загорелись. Темирбай знал много увлекательных сказок; начнет говорить — и забудешь обо всем. Но больше всего он любил рассказывать про Волгу да про Элнет. Там он родился, там прошла его молодость. Оттуда, из казанской стороны, дедушка когда-то убежал от утеснений тамошнего начальства и осел на башкирских землях. Здесь он обзавелся семьей, долгие годы батрачил у баев, а теперь доживал век в своей избушке…