Эсфирь Цюрупа - Жил-был Пышта

— Я колючек не боюсь, не боюсь…

— Что, что? — удивились судьи.

А Анюту словно подменили. На худеньких щеках заиграли добрые ямочки. Она подняла руку:

— Дайте мне слово!

— Говори! — сказали сразу все трое судей.

Она легко спрыгнула на пол, подошла к столу.

— Он много умеет, — сказала она. — Он умеет даже по-флотскому начищать все металлические ручки на дверях и окнах и накручивать на них блестящих «петушков». Его матросы научили на теплоходе.

— Ого! — одобрительно сказали ребята в зале.

— А ты почему знаешь? Он же приезжий, — спросила судья с чёлкой.

— Он с моим папой на тракторе пашет! — И, обернувшись, она улыбнулась трактористу, и Пышта увидел, как разгладились на его лице глубокие складки. Анюта шагнула к отцу, и он взял её за руку.

А судьи меж собой пошептались, и высокий мальчик торжественным голосом объявил:

— Именем справедливого пионерского суда третьих, четвёртых и пятых классов нашей школы, виноватый ученик Загорянко Павел, в скобках Пышта, приговаривается, двоеточие: к чистке всех ручек в школе номер один.

Все захлопали, а тракторист вскричал:

— Всех?! Товарищи судьи! Сколько ж у вас классов и сколько там ручек? Может, он их до весенней посевной чистить будет? Нам возвращаться надо!

Весь зал стал считать вслух. Гудение было очень громкое. Судья поднял руку, всё стихло. Он сказал:

— Всех ручек слишком много. Пусть чистит только в первом «А», в первом «Б», во втором «А», во втором «Б», в третьем «А», в третьем «Б», в четвёртом «А», в четвёртом «Б» и в пятом «А» и в пятом «Б». Выходит десять классов. В каждом по два окна, в окне по две ручки, и ещё две дверные. Значит, шесть ручек помножить на десять классов — получится шестьдесят!

— Ага! — закричал Пышта. — У вас даже главный судья множит ручки на двери, а двери на классы, а я осёл, да?

Поднялся ужасный шум. Судья с косой позвонила в колокольчик:

— Судья тоже может ошибиться, он, кажется, ещё не в седьмом классе учится. И всё равно получается шестьдесят ручек! — И повернулась к ушастому Козлову: — А тебе наказание мы придумаем завтра. Не бойся, без наказания не останешься!

Пыште велели подождать. Сейчас принесут наждачную бумагу и отведут его в десять классов. А тракторист сказал Пыште, что сходит по делам, а потом за ним сюда вернётся. Он наклонился и поцеловал дочку в лоб и о чём-то её спросил.

Анюта повела головой.

— Нет, — сказала она, — мама меня не пустит.

— Что ж поделаешь… — Тракторист вздохнул и пошёл.

И Анюта ушла. Пышта почувствовал себя одиноким и несчастным.

Ребята принесли наждачной бумаги и отвели его на второй этаж, в пустые уже классы.

— Не удерёшь? — спросили они.

— Не-а! — ответил Пышта. А сам решил удрать. Не сразу, а попоздней: ему самому хотелось попробовать, как получатся «петушки».

А «петушков» делают так. Кусочек наждачной бумаги прижимают большим пальцем к металлу, и — р-раз! — крутанул, и на блестящей поверхности уже сверкает диск, в нём искрами бродят, мерцают, переливаются тени и свет.

Пышта влез на подоконник. Он чистил ручки, накручивал «петушков», получалось здорово! Эх, показать бы Фёдору, и Майке, и Жене, и Владику! Щёки у Пышты разгорелись от работы, он и думать забыл про побег.

И Анюта пришла к нему. Влезла рядом на подоконник и тоже стала начищать и накручивать. И хоть у неё получалось здорово, она всё равно была молчаливая и грустная.

— Папа позвал меня к вам на Дальнюю пустошь, — сказала она. — Мама не пустит. Пока он Зелёного змея не победит, ни за что не пустит!

Пышта перестал работать. Она опять смеётся над ним? Страшные драконы и змеи бывают только в сказках, при чём тут настоящий тракторист?

— Дурачок, — сказала Анюта и пригорюнилась. — Глупый ты дурачок… Зелёным змеем вино зовут.

— Оно не зелёное! — возразил Пышта. — Оно бывает красное или белое.

— Всё равно, хоть серо-буро-малиновое. В нём живёт Зелёный змей. Он невидимый… — убеждала Анюта. — Он затаился и ждёт: «Выпей меня, человек! Выпей! А тогда уж я тебя осилю, к земле пригну, станешь на четвереньках ползать!»

Пышта работал и всё думал про Зелёного змея.

— А он, честное пионерское, понарошку живёт или взаправду?

Анюта ответила:

— Честное пионерское, живёт понарошку, а человека осиливает взаправду. Но мой папка победит. Он сильный. Он даже маму на руках поднимал, как маленькую. И его все машины слушаются…

— Обязательно победит. Ты не сомневайся, — сказал Пышта.

Дверь за ними скрипнула.

— Эй, дашь, что ли, разок крутануть, а? — Это голос Козлова.

— Нетушки, не дадим! — сказала Анюта.

— Девчонкам даёшь работать, а ребятам нет? — Он стоял, опершись о косяк, руки в карманах, вид нахальный.

Пышта, откинув голову, любовался на свою и Анютину работу:

— Флотская работёночка, первый класс!

Козлов глядел с завистью:

— Слушай, а? Дай, а?

— Отойди! Не тебе присудили чистить, а мне!

Они с Анютой перешли в третий «Б». Сюда к ним заглянули третьеклассницы.

— А можно и нам попробовать? — с уважением спросили они, как будто не они учились в третьем классе, а Пышта.

Он дал им по кусочку наждачной бумаги — так и быть, научил, как крутить её.

— «Надраивать» — по-флотски называется, — объяснил он.

Когда они вчетвером надраивали четвёртый «Б», пришли все судьи.

— Ух ты, какая красотища! — сказала судья с чёлкой. — Дай нам наждачку, мы тоже попробуем!

Теперь каждому новому «петушку» радовались всемером. А потом подошли ещё ребята, и скоро уже ручек в десяти классах не хватило, все сверкали и переливались. И под водительством Пышты все пошли в спортивный зал, где, кроме окон, были ещё металлические поручни, кольца и брусья.

Только и слышалось:

— Пышта! Погляди! Пышта, так?..

А Козлов тащился за всеми и канючил:

— Э-эй, присудите меня к этому самому!

Очень удивился тракторист, когда вернулся:

— Так много виноватых?

— Нет! — дружно закричали ему. — У нас только один был виноватый, но он уже оправданный! За хорошую работу!

— А как со стеклом? — спросил тракторист. — Может, помочь?

— Нет, спасибо, — ответили ребята. — У нас в шестых классах есть бригада ремонтников. Они уже вставили и мелом закрасили.

Тракторист увидал Козлова, который стоял, подпирал стенку.

— Понимаю, — серьёзно сказал тракторист. — Они тебя присудили к самому страшному наказанию. К ничегонеделанью.

Ребята зашептались.

— Да, — кивнула судья с косой. — Мы его как раз к этому и присудили.

— Бедный, бедный! — пожалел тракторист. — Неужели нельзя хоть немного облегчить ему наказание?

У бездельника Козлова уши стали багряными. Все свои двенадцать лет он больше всего на свете любил ничего не делать. Вдруг оказалось, что ничегонеделанье — самое тяжёлое наказание. И ужасная обида выжала из его глаз горючие слёзы.