Эсфирь Цюрупа - Жил-был Пышта

Пышта слушал в восторге: вот уж герой так герой!

— В нашем деле трусу места нет! Я не хвастал скажу!..

«Вот и хорошо что он не хвастает, — думал Пышта. — А то у нас в классе есть один хвастун, Петушков. Он всё «я да я»!

— …не хвастая скажу, — Непейвода хватал Пышту за руку, — я человек храбрый. Я десятки тысяч мин вражеских обезвредил вот этими руками! — Он тряс тёмными ладонями перед лицом Пышты. — Немцы удирали, по всему нашему району мин понатыкали. Ребятишки подрывались. А жалко ведь вас, ребятишек… Я, конечно, иду, щупаю миноискателем. Стоп! Мина. Вырываю у неё жало, как у змеи. Так? Да тихо, чтоб не потревожить… В руках взорвётся — прощай сапёр! Поговорка говорится: сапёр ошибается один раз. Значит: ошибёшься — пропал! Второй раз ошибаться некому… Где я прошёл, там чисто, мин нет. А где-нибудь она, проклятая, ещё сидит, выставила проводок, ждёт — кто-нибудь пройдёт, зацепит. Тут ему и конец…

— А какая она, мина? — замирая от ужаса, спросил Пышта.

— Разная! И круглая бывает, и коробочкой, а от неё проводок тонюсенький. А в нём смертельная опасность. А то ещё встречаются замедленного действия. Эти хуже змеи. Заложил её фашист лет двадцать назад, завёл в ней механизм, поставил стрелку на сегодняшний день, на этот самый час, когда мы с тобой картошку с кильками едим. Мирные люди работают, коммунизм строят, детей растят, а она — тик-так, тик-так — в свою минуту всё разнесёт… — Тракторист взглянул в испуганные глаза Пышты и прибавил: — Ты не бойся… Разве мы допустим?.. Мы обезвредим. Ты давай ешь…

Он придвинул к Пыште хлеб, но неловко столкнул вилку. Пышта поднял.

— Меня в войну сам командующий орденом награждал! — Тракторист взмахнул рукой и неловко столкнул Пыштин стакан.

Пышта поймал его.

— Я про ваш подвиг знаю, дяденька Непейвода! — с гордостью сказал Пышта. — Мне председатель Совета товарищ Коробов и Анюта рассказали.

Вдруг тракторист смолк и опустил голову.

— А ещё чего говорили? Небось сказали: «Был герой да сплыл»? — спросил он глухо, горло ему перехватило хрипотой. — Ладно, молчи! — приказал он.

Может, он сильно о дочке затосковал? Пышта его пожалел. Надо его отвлечь.

— Давайте ещё задачи решать. Ладно, я буду задавать? — предложил он, потому что вспомнил задачу, в которой уже знал ответ.

— Не сходится твоя арифметика… — Тракторист почему-то качнулся.

— Сходится. Вот увидите!

— Валяй, — согласился тракторист и поглядел в пустой стакан.

— Вот десять картошек, — сказал Пышта. — Из каждой может вырасти по новому кусту, а на каждом кусте тоже по десять картошек. А мы их поморозили. Так сколько у нас всего не выросло?

— Чего, чего? — Тракторист поглядел на Пышту мутным взглядом. — Свою задачу задавай заведующему, который, гад, картошку поморозил без хранения. А людям чего варить? Гнилую, да? — Он качнулся.

Пышта посмотрел вниз, — может, у табуретки одна нога короче?

— А я ещё могу задачу придумать, — сказал Пышта.

— Придумывай… — Тракторист лёг головой на стол.

— Идёт дорога широкая-преширокая мимо ста полей. А почему она широкая? Пышто все поля до края на три метра не допаханы. Сосчитайте-ка, сколько земли не пахано, не сеяно, пропадёт зря под сорняками и под колёсами самосвалов, грузовиков и автобусов? Сосчитайте, дяденька Непейвода!

Вдруг чайник лязгнул крышкой, подпрыгнул. И стол хрустнул под ударом кулака. И с грохотом отлетела отброшенная табуретка.

— Попрекаешь?! — крикнул тракторист. Жилы на его шее вздулись, глаза налились кровью. — Учить вздумал? Как мне пахать землю, учишь? А ну, пошёл отсюда!

Тёмные багровые пятна загорелись на его лице. Страшным стало оно. Брань, словно камни, обрушилась на Пышту, и тяжёлая рука отбросила его.

Пышта отлетел к полатям. Перепуганный, оглушённый, присев на корточки, он спрятал голову в сенник, накрыл руками.

Ещё минуту грохотала в вагончике гроза, от хриплой брани дрожали стёкла. Потом стукнула дверь, распахнутая ударом, взвизгнула железная лесенка и простучали тяжёлые шаги по земле. Всё стихло.

Пышта чуть дышал от страха, от обиды. Он, как ёжик, вобрал в себя голову, только иголок у него не было, и потому он был совсем беззащитный.

Много ли, мало он так просидел, он не знал. Наконец приподнял лицо. Никого. В распахнутую дверь глядело большое серое небо, и под ним далеко-далеко чернелся маленький неподвижный трактор.

Пышта встал на затёкшие ноги, и тысячи мурашек побежали у него под коленками. Он подрыгал ногой и толкнул бутылку на полу. Она покатилась, постукивая. Не хватало ещё ко всем неприятностям разлить горючее! Пышта схватил её. Не пролилось.

Пустая. Потому и не пролилось, что пустая.

Пышта понял. Не горючее для трактора, вино в ней было. Тракторист выпил и стал пьяный. Шнырин обманул. И тракторист тоже обманул. А сам Пышта сколько раз хотел чего-нибудь наврать трактористу и ни разу, ни разу не наврал! Ну, тогда Пышта уйдёт отсюда. Не надо его гнать и ругать. Он сам уйдёт.

Злые, солёные слёзы щекочут нос, капают с подбородка. Пышта натягивает лыжную куртку, суёт за ворот Майкину косынку в горошках — не бросать же!

Куда теперь идти, если Непроходимимы уехали без всякого адреса? Где вы, где вы, мои хорошие люди — Фёдор, Майка, Женя и Владик? А про маму и про деда лучше совсем не вспоминать, а то слёзы текут ручьями… Всё равно он пойдёт обратно к амбару, ляжет в сено и будет ждать. А если уж никто не придёт, он пойдёт по дороге и будет спрашивать, не видел ли кто голубой автобус. А если никто не видел, может, кто-нибудь подвезёт его в Прудки? А в Прудках он пойдёт в школу № 1 и попросит: «Присудите меня делать ещё сколько хотите «петушков», пока Непроходимимы не вернутся!» Нет, в Прудках он найдёт Анюту и скажет ей… Нет, он не пойдёт к Анюте, он ничего ей не скажет. Он пойдёт в Совет, найдёт там своего знакомого председателя Коробова. И попросит: «Отправьте меня к Непроходимимам, пожалуйста!»

Пышта оглядывает комнату на колёсах, где ему так славно жилось, всхлипывает на прощание и спускается с лестницы.

Он шагает по вспаханной земле.

Как застывшие волны, лежат вывернутые пласты — вверх корешками, вниз вершками. Земля ещё влажна и черна, только поверху высветлена ветром. Он и сейчас веет, шевелит рваные корешки, забирается Пыште в рукава. Он и слёзы Пыште просушил мигом. Ветер, ветер, дуй сильней!

Подрезанный куст осота лежит набоку, трусливо прикрыл седую макушку колючими листьями.

«Э-э, ты только притворился тихоней», — думает Пышта.

Пышта топчет злодея ногой — так тебе, так тебе! — и идёт дальше. А потом возвращается: «Что ж я его в землю втоптал? Ему ж только того и надо! — Он вытаскивает злодея. — Куда бы его выбросить? Кругом земля, вспаханная, рыхлая, добрая. Она ж не понимает! Она и хлебное зёрнышко готова выкормить, и такого паразита! А вот не быть по-твоему, осот! Унесу тебя с поля совсем!» — И он суёт кустик под локоть.