Лариса Евгеньева - Лягушка (Повесть и рассказы)

Идти пришлось недолго. Славик забрал у Спиридоши тяжелый портфель, наверное с тетрадками, и подумал: может, надо взять ее под руку? Все-таки было очень скользко, Спиридоша тяжело шлепала своими ботами и натужно дышала. Но потом Славик снял с плеча тощую, потрепанную сумку и понес в свободной руке, обмотав длинную ручку вокруг запястья. Теперь обе руки у него были заняты. Спиридоша пыхтела чуть сзади, и в тот самый миг, когда Славик все же решил повесить сумку обратно и предложить Спиридоше руку, Спиридоша сказала:

— Вот… мой дом…

Поверх вышитой крестиком скатерти, очень красивой (такая скатерть, подумал Славик, стоит кучу денег), Спиридоша положила прозрачную клеенку и поставила тарелки. Потом принесла закрытую крышкой кастрюльку.

— Суп… утром варила. Кушай, кушай.

На вид варево было довольно неаппетитным, но на вкус ничего.

— Протертый… Я ведь тоже язвенница… А ты берегись. Кушай…

Славик поперхнулся. Спиридоша сидела напротив. Она чуть порозовела, впрочем, это мог быть отсвет низко висящего малинового абажура.

В комнате было так жарко, словно тут топилась печка, полная пылающих поленьев. Во всяком случае, от квелых батарей у Славика в квартире никогда не было такой особенной, приятной теплоты. Славик исподтишка оглядывал комнату. Вся она была в разнообразных салфеточках, вышитых дорожках, ковриках и покрывальцах. Славику понравилось. Было уютно. Конечно, он-то понимал, что нравиться не должно: мещанство. Но все равно нравилось.

Возле кровати лежала лохматая серая шкурка. Славик поймал взгляд Спиридоши и глупо брякнул:

— Додик?

— Козлик, — не удивившись, ответила Спиридоша. — А Додик — вот.

Она достала из тумбочки альбом — Славик такого тоже никогда не видел: большой, обтянутый плюшем, — раскрыла и подала Славику.

Большой симпатичный пес, вывалив язык, сидел рядом со Спиридошей. Она выпрямилась на стуле — почти такая же, хотя, безусловно, моложе.

— Двадцать лет… Был Гриша, была Олюня… Додик был…

— А правда, что вы из Додика, ну… варежки вязали?

Спиридоша улыбнулась слабой улыбкой.

— Из Додика? Нет… У Гриши сестра в деревне жила, держала двух коз… Козий пух теплый-теплый. А дети на Додика подумали.

Она засмеялась прерывистым, клокочущим смехом.

— Это тетя Люся мне сказала! Люся Темкина. Помните?

— Ну как же. Такой был ужасный ленивец… А Андрюша ее молодчина. Студент… Додик к нам щенком приблудился. Мокрый, грязный… А потом вымахал. Долго у нас жил… Гришу пережил. А Олюню — нет… Вот Олюня.

Славик увидел на фото юную красавицу с длинными тонюсенькими бровями и четко обрисованным помадой ртом. Кончики губ красавицы были приподняты кверху, словно в улыбке, но глаза глядели спокойно и грустно.

— Красивая!.. И молодая какая.

Спиридоша посмотрела на Славика, пожевала морщинистыми губами сквозь губы у нее была как будто продернута резинка, — и сказала:

— Ей пятьдесят пять. — Славик молчал, и она добавила, закрывая альбом: — Я рано вышла замуж… в семнадцать. Хочешь еще супу?

Славик качнул головой. Тогда Спиридоша поднялась и начала убирать со стола. Она унесла посуду, а затем тряпкой досуха вытерла клеенку.

— Эта скатерть, наверное, ужас до чего дорогая? — Славик приподнял клеенку, любуясь богатым узором. — Я маме на Восьмое марта хотел салфетки купить, шесть штук. С вышивкой. Гляжу, написано: «Семь пятьдесят». Все в порядке. А оказалось — это одна штука! Всего одна! Представляете? На уголке три закорючки вышиты — и семь пятьдесят.

— Это Олюня. И скатерть, и дорожки… Все. С мужем ей повезло. Он военный. Отслужил, и в Виннице стали жить… Хороший город. И Олюня так хорошо вышивает… А детей у них нет. Я прошлый год на могилку ездила, этим летом тоже собираюсь. Только сил нет…

Славик с недоумением глядел на Спиридошу. Он ничего не понимал. Вдруг возникла какая-то могилка… Наверное, Спиридоша просто заговаривалась от старости.

Спиридоша смотрела куда-то вдаль тусклыми, слезящимися глазами. Казалось, эти глаза не могут уже ни смеяться, ни плакать.

— Пережила Олюню… А поверить все никак не могу.

Спиридоша долго молчала, а потом сказала, облизнув стянутые в резинку губы:

— Я уйду на пенсию. Скоро… Ко мне Владимир Павлович подходил. «Алена Спиридоновна, — говорит, — войдите в наше положение…» У него жена математик. Хочет в нашу школу. Я понимаю… Владимир Павлович, учитель физической культуры…

Славик торопливо рылся в замызганных тетрадках, стараясь не глядеть на Спиридошу. Он положил тетрадь по геометрии на стол, но ручка все не находилась. Наконец нашлась и ручка.

Спиридоша вдруг протянула руку и погладила Славика по голове.

— В Виннице они жили… Сад большой… Черешня… Видел черешню?

— Ага. По шесть рублей кило у грузин на базаре.

— У меня и компот черешневый. Много… Зять привозит. Я тебе с собой банку дам…

Спиридоша ушла на кухню; Славик тоже встал и подошел к открытой двери. Спиридоша стояла на коленях у кухонного стола, обе полки которого были заставлены банками, и вынимала банки по одной, внимательно их разглядывая. Тапка свалилась с левой ноги Спиридоши, и Славик увидел не в тон заштопанную пятку.

Что-то защипало у него в носу, он бросился в комнату, сгреб тетради, схватил в охапку пальто и выскочил из квартиры. Он не стал вызывать лифт, а побежал вниз по лестнице, хотя, конечно, знал, что Спиридоша не станет его догонять, да и не сможет этого сделать.

Славик не ходил в школу целую неделю. Тетя Люся — а она была терапевтом в районной поликлинике, — погрозив Славику пальцем, все же написала ему справку по поводу ОРЗ, то есть острого респираторного заболевания.

Впрочем, Славик вовсе не бездельничал. Все это время он добросовестно отдал математике, просиживая вечера с тети Люсиным Андрюшей, временами просто отчаиваясь своей неспособностью, но иногда все же чувствуя, как словно бы раздирается пелена и начинает чуть брезжить слабый намек понимания. Был ли он вправду тупицей или же просто невероятно запустил математику?.. Однако этот вопрос был пока второстепенным. Главное, он отчего-то совершенно не мог представить себя прежнего, что-то мямлящего, перед Спиридошей.

Он осунулся и похудел, он шел в школу со страшной кашей в голове, а еще, как это ни смешно, с дрожью в коленках, хотя давным-давно уже был закаленным троечником, равнодушно принимающим все неожиданные выверты фортуны.

Но Спиридошу он уже не увидел. Им объявили, что Спиридоша заболела и вместо математики будет биология. Назавтра математику заменили черчением, а еще через день в класс пришла Анечка, Анна Владимировна, молодая, симпатичная и смешливая математичка. И, как оказалось, насовсем. Славика она вызвала лишь через две недели, когда та каша у него в голове, что образовалась после занятий с Андрюшей, непонятным образом разредилась и взамен получилась вполне привычная пустота.