Радий Погодин - Ожидание (три повести об одном и том же)

За­ва­лив унич­то­жаю­щи­ми сло­ва­ми ста­ри­ка Вла­сен­ко, баб­ка упи­ра­ла взгляд в од­ну точ­ку, в гвоздь, на­при­мер, или вы­клю­ча­тель. Она при­ни­ма­лась бор­мо­тать рав­но­мер­но и ско­ро, слов­но на­са­жи­ва­ла на нит­ку струч­ки жгу­че­го пер­ца.

– Я, Варь­ка, не по глав­ной струе по­шла. Ку­да-то в сто­ро­ну чёрт за­нёс, про­сти ме­ня, гос­по­ди…

Ка­бы я в глав­ной струе шла, я и за сто че­ло­век та­щи­ла бы с ра­до­стью, я ж очень дю­жая, не то что этот ры­бац­кий пас­тух – ста­рик Вла­сен­ко. Я бы, мо­жет, с ми­ни­ст­ра­ми зна­лась. Си­де­ла бы сей­час в ме­хо­вой гор­жет­ке да на бар­хат­ном крес­ле. Чи­та­ла бы книж­ку-ро­ман на ино­стран­ном язы­ке и се­реб­ря­ной ло­жеч­кой ку­ша­ла бы за­вар­ной крем с ро­зет­ки.

Варь­ка спро­си­ла од­на­ж­ды у баб­ки про ком­му­низм. Баб­ка при­го­рю­ни­лась, по­смот­ре­ла на свои ру­ки.

– Это же по по­треб­но­сти… Ка­кая у ме­ня по­треб­ность? За ва­ми бе­льё сти­рать да на ба­зар бе­гать – ду­шу свою те­шить. По этой по­треб­но­сти я и по­лу­чу в ком­му­низ­ме то же са­мое. Толь­ко, мо­жет, ба­за­ры то­гда бу­дут бес­плат­ные. Ну, да мне всё рав­но. А вот ес­ли бы я бы­ла, к при­ме­ру, зна­ме­ни­той пе­ви­цей, и по­треб­ность бы у ме­ня бы­ла дру­гая. Ро­яль обя­за­тель­но. Квар­ти­ра в сто­ли­це и с лиф­том. Ав­то­мо­биль, что­бы не про­сту­жать­ся. Да­ча для от­ды­ха… По­ня­ла, что ль?

В баб­ки­ной фи­ло­со­фии Варь­ке все­гда чу­ди­лась за­висть и ещё что-то по­хо­жее на оби­ду.

В до­ме ба­буш­ка вер­ши­ла власть. Варь­кин отец, че­ло­век сла­бый, не то что­бы бо­ял­ся её, но сту­шё­вы­вал­ся пе­ред ней, как осен­ний день пе­ред бу­рей.

Рань­ше отец ра­бо­тал су­до­вым ме­ха­ни­ком. Паш­ка и Петь­ка, брать­я-по­год­ки, бы­ли со­всем ма­лы­ши. Паш­ка со­вал в рот свою но­гу, Петь­ку толь­ко что при­нес­ли бе­зы­мен­но­го. Две бе­ды слу­чи­лись то­гда. В род­до­ме умер­ла ма­ма. На­пив­шись с го­ря, отец спа­лил баб­ки­ну ха­ту. Он по­лу­чил мно­го де­нег. Варь­ка ви­де­ла не­сколь­ко па­чек. Ус­нул на кух­не. И ни­кто не зна­ет, как он под­жёг ха­ту. Варь­ка про­сну­лась от каш­ля. В ушах зве­не­ло, слов­но за­лез­ли ту­да ядо­ви­тые ко­ма­ры. При­жи­ма­ясь к зем­ля­но­му по­лу, она по­полз­ла к две­ри. У две­рей её под­хва­ти­ла ба­буш­ка. Она уже вы­та­щи­ла ма­лы­шей в сад. Ба­буш­ка ос­та­ви­ла их в са­ду, по­шла за от­цом. Вы­во­лок­ла его из кух­ни, ко­гда на нём уже тле­ла оде­ж­да.

Ха­та го­ре­ла стран­но. Ог­ня не бы­ло. Толь­ко дым и крас­ные змей­ки в лоп­нув­ших сте­нах. На чис­том воз­ду­хе отец при­шел в се­бя, за­кри­чал ди­ко, по­бе­жал об­рат­но в ха­ту за день­га­ми. Но она за­ня­лась вдруг, трес­ну­ла и об­ру­ши­лась, рас­сы­пав по все­му са­ду туск­лые ис­кры.

Баб­ка ска­за­ла от­цу:

– Я на те­бя, Пет­ро, зла не дер­жу. Пло­хо те­бе не сде­лаю – у те­бя ре­бя­тиш­ки…

Ста­рик Вла­сен­ко взял их к се­бе. Баб­ка к не­му не по­шла.

Баб­ка при­шла на по­хо­ро­ны. Сво­ей умер­шей доч­ке Раи­се по­ве­си­ла тя­жё­лые зо­ло­тые серь­ги с ка­мень­я­ми.

– От­ку­да та­кие? – спро­сил отец.

– Я уча­сток свой про­да­ла. И с са­дом.

– За­чем же мам­ке та­кие серь­ги? – за­ре­ве­ла Варь­ка. – Она же их не уви­дит.

– Что­бы ты ви­де­ла. Что­бы мам­ку не за­бы­ва­ла… Что­бы все вы мою Раи­су пом­ни­ли! – Она ог­ля­де­ла с вы­зо­вом всех при­шед­ших на клад­би­ще. Ос­та­но­ви­ла го­рю­чие гла­за на ста­ри­ке Вла­сен­ко.

– А ты за­чем здесь? – спро­си­ла. – Ра­ду­ешь­ся?.. Не ра­дуй­ся, у ме­ня вну­ки ос­та­лись, а у те­бя ни­ко­го.

– Это ме­сто не для раз­до­ров, – от­ве­тил ста­рик.

Ко­гда опус­ти­ли гроб, баб­ка пер­вая бро­си­ла горсть зем­ли в мо­ги­лу и, не до­жи­да­ясь, по­ка за­ко­па­ют, по­шла.

Ве­че­ром она поя­ви­лась во дво­ре ста­ри­ка Вла­сен­ко. Вы­зва­ла от­ца.

– Ес­ли ты здесь жить на­ду­мал, – ска­за­ла она, – жи­ви. Толь­ко я те­бя про­кля­ну и но­ги мо­ей у те­бя не бу­дет. Не хо­чу, что­бы Вась­ка, этот вот ста­рый ирод, – она ткну­ла паль­цем в де­да, – над мои­ми по­сле­ды­ша­ми власть имел.

Ста­рик Вла­сен­ко вы­вел баб­ку на ули­цу. Ска­зал ей:

– Ты, Оль­га, со­всем за­стер­ве­ла. Иди, не рви Пет­ру серд­ца, оно и без то­го го­рем схва­че­но…

Ожес­то­чён­ные ду­ши не слы­шат прав­ды – баб­ка уш­ла жить на пе­пе­ли­ще. Она ни­че­го не от­ка­пы­ва­ла, ни­че­го не ис­ка­ла в зо­ле. Ве­тер за­чер­нил её са­жей. Бес­при­ют­ные дол­гие но­чи сде­ла­ли её не­под­виж­ной, по­хо­жей на об­го­рев­шее де­ре­во.

Зав­хо­зу сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ной шко­лы по долж­но­сти по­ла­гал­ся дом. Хо­ро­ший дом, кир­пич­ный, с вы­со­кой ши­фер­ной кры­шей, с го­лу­бы­ми на­лич­ни­ка­ми. Две ком­на­ты в до­ме, кух­ня, при­хо­жая и кла­дов­ка. По­лы в до­ме кра­ше­ные. Сте­ны бе­лые – ни пят­на на них, ни ца­ра­пи­ны.

Бать­ка при­вёл Варь­ку сю­да, рас­пах­нул пе­ред ней дверь.

– Про­щай, мо­ре, – бор­мо­тал бать­ка. – Но­вый дом, кир­пич­ный. Я, Варь­ка, ви­дишь, ка­кой дом до­был…

Варь­ка, как во­шла, лег­ла на пол и за­ора­ла:

– Здесь бу­дем жить. Ни­ку­да не пой­ду от­сю­да.

Бать­ка за­суе­тил­ся, вос­пря­нул:

– Здесь, доч­ка, здесь… Крик­ни гром­че. Слы­шишь, как от­кли­ка­ет­ся. При­знал, зна­чит.

Пер­вые дни за ре­бя­та­ми хо­ди­ла со­сед­ка Ксан­ка. У неё в том го­ду муж по­гиб в мо­ре. Петь­ка тя­нул­ся к её гру­ди, и Ксан­ка ре­ве­ла. И Петь­ка ре­вел. И Паш­ка ре­вел. А Варь­ка кри­ча­ла:

– За­ткни­тесь вы! Вот уже баб­ка при­дёт. Она с ва­ми сла­дит.

Баб­ка при­шла. Как ни в чём не бы­ва­ло при­ня­лась мыть по­лы.

По­том взя­ла Паш­ку и Петь­ку, по­нес­ла в Гор­со­вет.

– Ко­лы­ха­ли мы Чёр­ное мо­ре! – кри­ча­ла баб­ка у пред­се­да­те­ля. – И те­бя ко­лых­нём. Не бу­дет те­бе мое­го го­ло­са!

– От ва­ше­го го­ло­са у ме­ня уши за­ло­жи­ло! – кри­чал на неё пред­се­да­тель. – Не ну­жен он мне, ваш го­лос… Не по­ни­маю, по­че­му крик?

– Как по­че­му? По­ме­щай ре­бят в яс­ли.

– По­жа­луй­ста, – ска­зал пред­се­да­тель. – У нас в яс­ли – по­жа­луй­ста, бы­ла бы охо­та.

Паш­ку и Петь­ку по­мес­ти­ли в яс­ли рыб­за­во­да. Ксан­ка – со­сед­ка – кри­ча­ла на всю ули­цу:

– Ведь­ма ста­рая, не жаль те­бе ре­бя­ти­шек?! Пау­чи­ха!

Баб­ка си­де­ла у ок­на, по­смеи­ва­лась:

– А че­го их жа­леть? Не­што им в яс­лях ху­до? Ме­ди­ци­на со всех сто­рон. Един­ст­вен­но – шта­ны мо­чить бу­дут да го­во­рить нач­нут позд­но. А оно и луч­ше – мень­ше глу­по­стей на­бол­та­ют.

Ксан­ка не тер­пит Варь­ки­ну ба­буш­ку. Го­во­рят лю­ди, что Ксан­ка име­ет свою цель – хо­чет за Варь­ки­но­го от­ца за­муж вый­ти. Она Варь­ки­но­го от­ца жа­ле­ет. Это их де­ло. Варь­ка не про­тив. Ксан­ка – жен­щи­на до­б­рая.