Лобсанг Рампа - Жизнь с ламой

Вскоре мы легли почивать: я разместилась в коробке неподалеку от камина, а старуха легла на кушетке в дальнем конце комнаты. Несмотря на то что я была до крайней степени истощена, боль внутри меня гнала сон прочь. Наконец усталость победила, и я медленно погрузилась в забытье. В тот раз мне снились кошмары. «До чего же я дошла? — думала я во сне. — Почему на мою долю выпало столько страданий?» Я чувствовала страх за моих еще не родившихся котят; я боялась, что они умрут при рождении. С другой стороны, меня пугало, что этого не произойдет, — ведь какая судьба ожидала их? Разве могла я в своем ослабленном состоянии прокормить их?

Лучи рассвета заставили старуху заворочаться. Пружины кушетки зас­крипели, когда она встала и направилась к камину, чтобы разжечь огонь. Встав на колени подле меня, она потрепала мою голову и произнесла:

— Мне нужно сходить к утренней мессе, а потом мы перекусим. — Поднявшись с колен, она вышла из комнаты. Я услышала удалявшийся звук ее шагов по тропинке. Потом щелкнула задвижка калитки, и наступила тишина. Перевернувшись на другой бок, я снова заснула.

К концу дня у меня немного прибавилось сил. Я была уже в состоянии потихоньку передвигаться. Поначалу я натыкалась на все подряд, пока не поняла, что мебель передвигают не так уж часто. Постепенно я вполне научилась прокладывать себе путь так, чтобы получать как можно меньше ушибов. Наши вибриссы (то, что люди называют «кошачьими усами») дейс­твуют подобно локатору; благодаря им мы можем находить дорогу самой темной ночью, когда не видно ни одного мерцающего огонька, с помощью которого можно было бы ориентироваться. Теперь же моим вибриссам приходилось работать день и ночь, со сверхурочными!

Через несколько дней старуха сказала сыну, приехавшему ее навестить:

— Шон, вычисти-ка дровяной сарай. Она будет жить там. Ведь она слепа, да и я вижу не слишком хорошо — боюсь, что я случайно ударю ее и сделаю больно котятам, — а ведь они принесут нам немало фунтов!

Шон вышел, и вскоре я услышала доносившийся из дровяного сарая шум: это он передвигал там разные вещи и собирал в кучу торфяные брике­ты. Затем он вошел и сказал:

— Все готово, мама. Стопки газет я сложил на полу и закрыл окно.

И на этот раз мое ложе было сделано из газет — правда, теперь они были ирландскими. «Ладно, — подумала я про себя, — когда-то Яблоня сказала, что в самую тяжелую годину жизни ко мне придет высшее избавле­ние. По-моему, уже самое время». Дровяной сарай был сделан из просмо­ленной дранки; дверь была ветхой. Полом в сарае служила утрамбованная земля, а вдоль стен высились торфяные брикеты, пустые ящики и заслужи­вающая внимания коллекция домашней утвари.

Для столь особого случая старуха решила закрыть дверь навесным замком воистину невероятных размеров. Приходя ко мне, она останавливалась под дверью и что-то шептала про себя, бесконечно долго перебирая ключи на связке, пока не находила нужный. Открыв наконец дверь, она осторожно входила внутрь, нащупывая дорогу в почти полной темноте. Шон хотел починить окно, чтобы в сарай проникал хотя бы луч света, однако старуха сказала:

— Стекло стоит денег. Да-да, сынок, стоит денег. Давай подождем, пока появятся котята, которых мы продадим.

И потянулись серые дни. У меня была и пища и вода, но боль все не проходила. Еды было немного — достаточно, чтобы выжить, но явно мало, чтобы восстановить силы. Я жила для того, чтобы дать жизнь своим малы­шам, и для того, чтобы выжить самой, приходилось бороться. Больная, ослепшая, почти постоянно голодная, я держалась лишь невероятной волей к жизни и верой в то, что «когда-нибудь придут лучшие дни!».

Через несколько недель по прибытии в Ирландию я почувствовала, что вскоре родятся мои котята. Двигаться стало труднее, а боль лишь усилилась. Теперь я не могла ни полностью вытянуться, ни свернуться в клубочек. Что-то изменилось внутри меня, и теперь я могла отдыхать лишь сидя, оперевшись плечом на что-нибудь устойчивое, чтобы уменьшить давление тела на низ живота и лапы.

Где-то через два-три дня, около полуночи, меня пронзила действитель­но жуткая боль. Я завизжала, как в агонии. Медленно, ценой неимоверных усилий, в этот мир пришли мои малыши — трое из пяти были мертвы. Несколько часов я лежала без сил, задыхаясь; все мое тело горело, как в пламени. «Ну вот, — подумала я, — пришел конец моим дням».

Однако я выжила.

Зайдя утром в сарай, старуха разразилась потоком ругани, увидев трех мертвых котят. Она говорила такие мерзкие вещи, что после даже обрати­лась к Богу с молитвой, прося у него прощения за сквернословие! Я надея­лась, что теперь, с двумя малышами, которых нужно было кормить, я смогу перебраться в дом — туда, где тепло и можно найти что-нибудь вместо газет для подстилки. Однако старуха, казалось, возненавидела меня за то, что я родила лишь двух живых котят.

— Шон, — как-то вечером сказала она своему сыну, — эта кошка не проживет более двух-трех недель. Попробуй сообщить людям в округе, что у меня есть два сиамских котенка на продажу.

С каждым днем я слабела все больше. Я желала себе смерти, однако очень боялась за своих малышей. Однажды, когда они должны были вот-вот отказаться от моего молока, у ворот старухиного дома остановилась машина. Находясь в сарае, я могла слышать все. Я слышала, как щелкнули открывающиеся ворота и двое прошагали по узенькой тропинке. В дверь дома постучали, и через несколько мгновений она открылась. Женский голос сказал:

— Я слышала, что вы продаете сиамских котят.

— А, да, заходите, — ответила старуха.

Воцарилась тишина; затем в сарай, шаркая, зашла старуха и схватила одного из котят. Через несколько минут она вернулась, недовольно ворча:

— И зачем это ему понадобилось смотреть на тебя!

Она вцепилась в меня с такой яростью, что я закричала от боли. С весьма взволнованным видом она внесла меня в дом. Я услышала, как меня ласково позвали; затем почувствовала легкое прикосновение рук. Мужчина сказал:

— Мы хотим забрать и Мать этих котят. Если ее не вылечить, она умрет. — Ох! — сказала старуха. — Вы не поверите, какая это здоровая и хорошая кошка!

Настроившись на мозг старухи, я читала ее мысли:

«Как же, — думала она, — я вас раскусила! Вы в состоянии заплатить мне кругленькую сумму».

Старуха рассыпалась в похвалах мне, рассказывая, как она меня любит, какое я сокровище и что она не хочет продавать меня.

Повернувшись в направлении Мужчины, я сказала ему:

— Я умираю. Не обращайте на меня внимания, лучше присмотрите за моими детьми.

Обернувшись к старухе, Мужчина спросил:

— Если я не ошибаюсь, вы сказали, что котят у вас двое?

Старуха согласилась с этим. После этого Мужчина твердо произнес: