Лобсанг Рампа - Жизнь с ламой

Остаток дня и всю следующую ночь я провела на своей ветке; голодная, перепуганная и больная, я лежала и думала, почему люди настолько дики, настолько невнимательны к чувствам маленьких животных, которые пол­ностью зависимы от них. Была холодная ночь, и со стороны Парижа летели капли мелкого моросящего дождя. Я промокла насквозь и дрожала, и все-таки меня ужасала мысль о том, чтобы спуститься и поискать другого убе­жища.

Холодный свет раннего утра медленно уступал место унылой серости хмурого дня. Свинцовые тучи носились по мрачному небу. Время от време­ни начинался дождь. Приблизительно в середине утра знакомая фигура показалась со стороны Дома. Мадам Альбертин, тяжело ступая, сочувствен­но причитая, подошла к дереву и близоруко осмотрелась. Я тихонько поз­вала ее, и она протянула ко мне руку:

— О моя бедная маленькая Фифи, иди ко мне скорее, я принесла тебе поесть.

Я соскользнула со своей ветки и медленно спустилась вниз по стволу. Она встала на колени на траве, тихонько поглаживая мне спинку, пока я пила молоко и ела принесенное ею мясо. Когда мой завтрак закончился, я с благодарностью потерлась о ее ноги, зная, что она не говорит на моем языке, а я не умела говорить на ее языке (хотя полностью его понимала). Подняв меня на свое широкое плечо, она принесла меня в Дом и взяла к себе в комнату.

Я смотрела вокруг широко раскрытыми глазами с удивлением и инте­ресом. Эта комната была для меня новой, и я подумала о том, сколько здесь подходящих вещей, чтобы кое-кто запустил в них когти. Все еще держа меня на плече, Мадам Альбертин тяжело подошла к широкому окну, присе­ла на подоконник и выглянула наружу.

— Ах! — тяжело выдохнув, воскликнула она. — Как плохо, что среди всей этой красоты так много жестокости.

Она посадила меня на свое очень большое колено, взглянула мне в лицо и сказала:

— Моя бедная прекрасная малышка Фифи, Мадам Дипломат холодная и жестокая женщина. Обыкновенная карьеристка, каких еще надо поис­кать. Для нее ты просто игрушка, которую можно показывать. Для меня ты одна из добрых Тварей Божьих. Как жаль, что ты не понимаешь того, что я говорю, маленький котенок!

Я замурлыкала, чтобы показать, что я понимаю, и лизнула ее руки. Она похлопала меня по спине и сказала:

— О, как тебе недостает любви и привязанности. Из тебя получится хорошая мать, маленькая Фифи.

Потом я свернулась поудобнее у нее на коленях и выглянула в окно. Оттуда открылся такой интересный вид, что мне пришлось встать и при­жаться носом к стеклу, для того чтобы добиться еще лучшего обзора. Мадам Альбертин нежно улыбнулась вне и, играя, потянула меня за хвост, но вид из окна полностью овладел всем моим вниманием. Она повернулась и со вздохом опустилась на колени.

Мы вместе смотрели в окно, прижавшись друг к другу щеками.

Внизу старательно ухоженные газоны были похожи на гладкий зеленый ковер, окаймленный дорожками, обсаженными величественными тополя­ми. Плавно изгибаясь влево, протянулась серая Подъездная Аллея, ведущая к далекой трассе, и откуда доносился приглушенный шум машин, несущих­ся в и из огромного Метрополиса. Мой старый друг, Яблоня, одиноко и прямо стояла на берегу маленького искусственного озера, которое, отражая унылое серое небо, казалось, набросило на себя шелковое покрывало цвета старинного свинца. Вокруг озера вдоль кромки воды росли жидкие кустики тростника, которые напоминали мне клочковатые волосы на голове старого Кюре, который изредка приходил, чтобы посетить «Ле Дюка» — мужа Ма­дам Дипломат.

Я снова посмотрела на Пруд и подумала о моей бедной Маме, которая умерла в нем.

«А сколько еще было таких, как она?» — подумала я.

Мадам Альбертин внезапно посмотрела на меня и сказала:

— Маленькая моя Фифи, почему ты плачешь, да, я думаю, что ты действительно плачешь, и у тебя капают слезы. Это жестокий, жестокий мир, маленькая Фифи, он жесток по отношению ко всем нам.

Но вдруг вдалеке появились маленькие черные точки, которые, как я знала, вскоре превратятся в машины. Они повернули на Подъездную Аллею и, набирая скорость, понеслись к дому, чтобы резко остановиться, визжа колесами и поднимая облака пыли. Вдруг раздался бешеный звонок, заста­вив шерсть на моей спине встать дыбом, а хвост — трубой.

Мадам Альбертин подняла черную штуку, которую, как я знала, назы­вали телефоном, и я услышала пронзительный голос Мадам Дипломат, возбужденно выпрыгивающий из трубки:

— Альбертин, Альбертин, почему вы не выполняете свои обязанности? За что я вам плачу? И это за мое милосердие и за то, что я даю вам работу? Немедленно спуститесь, у нас посетители. Вы не должны бездельничать, Альбертин!

Голос отключился, и Мадам Альбертин расстроенно вздохнула.

— Ах! Это война довела меня до этого. Я сейчас работаю шестнадцать часов в день и получаю за это жалкие гроши. Оставайся здесь, маленькая Фифи, не высовывайся. Вот тебе коробка с песком.

Вздохнув еще раз, она погладила меня и вышла из комнаты. Некоторое время я слышала, как лестница поскрипывает под ее весом, а потом насту­пила тишина.

Каменная терраса под моим окном просто кишела людьми. Мадам Дипломат кивала, кланялась и была такой любезной, что я сразу же поняла, что это особенно важные гости. Как будто по мановению волшебной палоч­ки появились маленькие столики, покрытые красивыми белыми скатертя­ми (мне в качестве скатерти приходилось пользоваться газетами — Le Paris Soir ), и слуги в огромном количестве приносили еду и питье.

Я отвернулась от окна и уже собралась свернуться калачиком, но вдруг внезапная мысль заставила мой хвост снова вздернуться в тревоге. Я поза­была о самой элементарной предосторожности; я забыла то, чему прежде всего научила меня Мама.

«Всегда исследуй незнакомую комнату, Фифи, — говорила она. — Тща­тельно обойди все уголки. Проверь все выходы. Будь готова столкнуться с необычным, неожиданным. Никогда, НИКОГДА не ложись отдыхать, прежде чем ты не будешь достаточно знать место, где ты собираешься это сделать!»

С виноватым видом я поднялась на ноги, понюхала воздух и решила, как продолжать обследование. Сначала я пошла вдоль левой стены и дальше по кругу. Спрыгнув на пол, я посмотрела на свое место на подоконнике, принюхиваясь и пытаясь уловить что-нибудь необычное.

Мне нужно было выяснить расположение вещей в комнате, опасности, преимущества. Обои были цветастыми и поблекшими. Большие желтые Цветы на пурпурном фоне. Высокие стулья, безупречно чистые, но с истер­тыми сиденьями из красного бархата. Снизу стулья и столы были чистыми, и на них не было паутины.

Кошки, да будет вам известно, видят вещи СНИЗУ, а не сверху, так что люди и не представляют, как обычно выглядят вещи с нашей точки зрения.