Шандор Тот - Второе рождение Жолта Керекеша

Понимание есть ключ ко всему роману Шандора Шомоди Тота и к гораздо большему — целому возрасту, возрасту подростка.

А возраст, как известно, принадлежит и одному человеку и целому поколению. Вот почему столь важно все, о чем сказал в своем романе Шандор Шомоди Тот. Это важно не только подростку Жолту, но и его отцу, взрослому человеку, доктору Тамашу Керекешу. Как важна и нужна эта книга и юношеству и взрослым.

Книга откровенна. Привыкшего к гладкописи она вначале может и покоробить.

Книга Шандора Шомоди Тота правдива. Она необычна, остра неприукрашенной остротой истинной правды. Вот почему ее порой нелегко читать.

Нелегко, но необходимо.

Все, что заставляет думать, пусть думать мучительно, — прекрасно.

В книге три главных действующих лица.

Это подросток Жолт Керекеш, его собака, которая есть как бы яркое освещение внутренней доброты Жолта, и весь мир.

Прекрасный и грустный, счастливый и сложный, блистающий Мир Человека, в который вступаете вы — все новые и новые люди мира, каждый день и каждый час переступая ту невидимую черту, за которой вы — «уже не дети».

Альберт Лиханов

В квартире главврача Ке?рекеша витали тени собак: легавой, боксера, овчарки, сеттера, фокстерьера, — одним словом, собак, о которых мечтали домашние. Самым частым и самым желанным гостем был датский дог, чья могучая стать затмевала собой остальных. Лишь Беа?те хотелось маленькую собачку, и ее вполне бы устроила такса. А из таксы — в этом можно не сомневаться — никогда большой собаки не вырастет. Жена доктора Керекеша, восхищавшаяся собакой-поводырем, мечтала о немецкой овчарке. Жолт — ему минуло недавно тринадцать, — хотя и недоумевал, зачем зрячей семье поводырь, тем не менее энергично поддерживал мачеху. Вообще-то ему хотелось иметь не собаку, а льва или, скажем, гепарда. Даже лучше гепарда. Он где-то читал, что в Англии существует обычай держать в доме прирученных хищников. Но на улице А?рона Га?бора никогда, к сожалению, не встречали детей, которые бы прогуливали гепарда. И, мирясь с обстоятельствами, когда не могло быть и речи о каком-то несчастном доге, так как дог, дескать, слишком много ест, Жолт соглашался на немецкую овчарку. И с овчаркой ведь можно держать в страхе тех, кого хочется держать в страхе.

Эти ребяческие или же легкомысленные мечтания Жолта для доктора Керекеша вовсе не были тайной. Его тоже привлекала идея заиметь в доме собаку. А ожидания, с нею связанные, были, кстати, не менее фантастическими, чем у прочих членов семьи. Правда, вслух своих мыслей он не высказывал. Но по редким, вскользь оброненным репликам можно было догадываться, что на собаку он возлагает определенные надежды. С годами, когда забот с сыном все прибавлялось и прибавлялось и неприятности из-за мальчика росли угрожающе, отец все чаще, почти каждый день, стал помышлять о собаке. Рассуждения его вовсе не были умозрительными, отвлеченными, необычными. Наоборот! Рассуждал он чисто житейски. О том, например, что собаку надо вовремя и ежедневно кормить, и в этом крылось уже будущее спасение. Собака не лазает по деревьям. Значит, и ее хозяин больше времени будет проводить на земле. Собаки, и в особенности щенки, совершенно не выносят пальбы, грохот выстрела приводит их в ужас. Следовательно… Чтоб собака не одичала, не отбилась от рук, ее надо дрессировать. Первое же условие дрессировки — система, строгий, железный режим. Стало быть, у того, кто будет такой режим соблюдать, не останется времени для бесполезных и бесцельных скитаний. В этом месте доктор Керекеш свои мечтания прерывал и, не желая преувеличивать, вносил в них существенную поправку: меньше останется времени для бесполезных и бесцельных скитаний.

Словом, мысли и чаяния доктора Керекеша, связанные с собакой, были столь просты и логичны, что обвинить его в беспочвенном фантазерстве, назвать прожектером было бы, конечно, несправедливо. Факт, однако ж, есть факт: несмотря на то что порода, окрас, голос собаки пока еще в воображении доктора Керекеша не прояснились, собака тем не менее с каждым днем становилась для пего все более умным, надежным, даже замечательным существом, которому предстояло внести в их жизнь известные перемены; разительные, может быть, перемены.

В общем, так: чем больше скандальных историй устраивал Жолт, тем чаще подумывал о собаке его отец. И хотя доктор Керекеш старался не слишком надеяться на собаку, в конце концов собака-мечта превратилась в некоего всесильного чародея.

И все же от этого чародея Керекеш сердито отмахивался. «Несбыточные мечты», — думал он в смущении и — в надежде.

Собственно, идея приобрести собаку принадлежала не ему, а Ма?где. Это Магда вынудила его прийти к такому решению. А может быть, и не Магда, а Жолт и его верный союзник — случай.

И вот Беата рассказала обо всем дяде Ти?бору.

— Собака?! Зачем? — Взволнованный сообщением, старик даже вскрикнул.

Девочка вздрогнула: голос дяди был мрачен, как туча, и, естественно, предвещал грозу. Целый ливень упреков. Так что лучше дядю не раздражать и помалкивать. Опасаясь, что он угадает ее мысли, и про себя осторожно отметив, что вопрос его не очень разумен, Беата склонилась над книгой с картинками, но время от времени с тревогой поглядывала на дядино высохшее лицо.

— Чтобы лаять? — с прежним волнением продолжал дядя Тибор.

Ну конечно, собака будет лаять, Беата в этом ни секунды не сомневалась, в ее ушах даже зазвенел заливистый, частый лай. Мечтательно улыбаясь, она молчала.

— Ведь в доме не будет ни минуты покоя! — жалобно стенал дядя Тибор.

Зажав в костлявых руках очки и газету и шаркая негнущимися ногами, он взад и вперед сновал по кухне.

— Что я хотел? — спросил он беспомощно.

— Палинку, — сказал Беата.

— Верно, палинку! Ты очень внимательна, моя бесценная девочка.

Дядя Тибор плеснул в рюмку палинки, сделал глоток, прополоскал горло и, подкрепившись, дал волю потоку ужасающих предсказаний.

— Собака коварна! — решительно сказал он. — К твоему отцу придут пациенты, собака их искусает, и нам придется платить за увечье!

Беата молчала. Она бесшумно закрыла книгу и явно без надобности начала расплетать и заплетать косу. «Собака будет ласковой, кроткой, но он этого ведь не знает», — размышляла она. Дядя тем временем к чему-то чутко прислушивался, а когда заговорил, Беата в испуге открыла рот.

— Все собаки вначале кротки. Но кротости их бывает предел. Кто ее будет воспитывать? Отец занят больными, мать… Быть может, твой брат, этот разбойник и плут?

— Мы купим спокойную, незлую собаку, — виновато сказала девочка, уставившись с робкой почтительностью на дядю, который каким-то непостижимым образом подслушал не высказанную ею мысль.