Артемий Лукьяненко - Лето на Цеоде

«Дедушка говорил, что стоит волнистым попугаям Цеоды сказать что-нибудь, – пронеслось у меня в голове, – так они будут это повторять все время».

Я вздохнул, откинул одеяло и, достав из рюкзака книгу под названием «Приключения юного мага», открыл страницу, на которой остановился. Укрылся одеялом, погрузился в чтение – и моментально проник в этот загадочный мир… И даже не заметил, как из-за двери раздался возглас Рунмариона:

– Зараза волосатая!

– Зараза волосатая! – радостно взвизгнул Флинт. – Волосатая! Волосатая!

Я вихрем выскочил из комнаты и влетел в спальню близнецов. Марципан, как видно, забрался под кровать Амари, и, когда дети вошли, с грозным шипением бросился на них.

– Амари, врежь ему! – кричал Рунмарион. – Прутьями! Прутьями по носу!

Девочка успела вооружиться метлой и теперь кое-как отмахивалась от разъяренного кота. Но Марципан на этот раз был настроен решительно и беспощадно. Он ухитрился схватить зубами прутья метлы и, к моему великому удивлению, с хрустом откусил деревянный кончик.

– А-а! – Амари отбросила сломанное оружие и кинулась к кровати – последнему убежищу-крепости. В надежде на безопасное укрытие девочка с головой зарылась под одеяло. Но, к несчастью, оно было тонкое, словно марля, ибо ночи на Цеоде теплые, и потому Марципану ничего не стоило проделать в этой стене брешь. Я понял, что медлить дальше нельзя ни секунды. Чем больше злить Марципана, тем агрессивнее кот становится. Значит, надо пойти по пути миротворчества и договориться без боя!

Осененный идеей, я стянул белую простыню с кровати Рунмариона, смело шагнул вперед и взмахнул тканью, будто флагом:

– Я дипломированный дипломат и миротворец, Марципан! В том, чтобы гоняться за дамами, нет чести. Разойдемся миром, во благо обеих сторон!

Кот развернулся, посмотрел на одеяло… и застыл. Кончик его уха слегка дрогнул.

– Эй, дипломированный, – окликнул меня Рунмарион. – Одеяло!

Я посмотрел на простыню и ахнул:

– Борзые!

На одеяле и вправду было нанесено изображение: свора борзых, с лаем несущаяся за кроликом, и охотники, бегущие с ружьями наперевес.

Марципан зашипел, шерсть на его спине угрожающе поднялась, глаза засверкали – все говорило о крахе моей карьеры дипломата. Видимо, кот принял рисунок близко к сердцу. Я напрягся, готовясь встретить прыжок Марципана отскоком в сторону, как вдруг… ощутил твердую руку прадедушки у себя на плече.

– Внучок, – прадед откашлялся, – предоставь дипломатию мне.

– Еще один дипломат нашелся! – подала голос Амари, все еще прячась под одеялом. – Нам объявлена война – переговоры окончены!

Прадед не обратил внимания на высказывание девочки и обратился к коту с речью.

– Марципан, – начал он, – твоей мышке, что я тебе подарил, страшно одной в темной гостиной! Пока ты здесь вершишь самосуд, мышку может прибрать к усам другой кот.

Кот бросил обеспокоенный взгляд на лестницу. Он, казалось, занервничал.

– Ну же, – подбадривал прадед, – присмотри за ней, а с близнецами я проведу воспитательную беседу.

Марципан какое-то время всматривался в дедушкины глаза. Затем, грациозно ступая, вышел прочь.

Воцарилось молчание.

– Давайте честно, – попросил Рунмарион. – Признайтесь, вы нашли куст с кошачьей мятой?

– Нет, – ответил прадед. – Я всего лишь разговариваю с уважением, которого достойно благородное животное.

Он вышел за дверь, но на прощание добавил:

– И, если вы попробуете вести себя так же, уверен – ваш чудесный кот станет вашим верным другом.

Едва позавтракав, мы отправились к Ин. До противоположного берега озера добрались по мелководью, сняв сандалии и закатав штанины. Вода утром приятно бодрила и можно было даже углядеть рыбу, снующую туда-сюда. Днем бы так не получилось: озеро прогревалось, и вся рыба уходила в глубину.

Амари уверяла, что знает эти места так же хорошо, как и когти Марципана, так что заблудиться мы не могли.

Идя по лесу, наполненному переливчатыми трелями птиц, я с жадным наслаждением дышал непривычно свежим для городского жителя воздухом. По земле стелился туман, обнимая корни, под ним проглядывались мхи и папоротники. То тут, то там по веткам деревьев прыгали рыжие белки, а у самых крон можно было углядеть птиц. Почти все птицы были мне незнакомы, и мне понравилось угадывать их названия.

На полпути (если довериться навигационным способностям Амари) мы встретили большущую белку, нахально сидевшую поперек тропинки. Зверек перегораживал нам путь: он был занят важным делом – поиском укромного места для своих припасов: орехов, ягод и других прелестей леса. Белка металась то в одну сторону, то в другую, начиная рыть лапами ямку и тотчас бросая начатое, если расположение ямки ее не устраивало.

Белка, поглощенная работой, не обращала на нас внимания. Наконец, найдя подходящее место, белка успокоилась. Зверек бережно закопал припасы и утрамбовал тайник лапой.

Рунмарион хотел было отрыть заначку, но мы с Амари ему не позволили. Еще Амари нашла несколько красивых красно-синих перьев, а я – засохшую смолу с пауком внутри. Всего какой-нибудь миллион лет – и из нее может получиться прекрасный янтарь!

Вскоре мы оказались перед домом Ин. Амари мне рассказывала, что отец девочки скульптор, но я отчего-то представлял себе полуголые мраморные и гипсовые изваяния, ну в крайнем случае бюсты, но никак не такое!

У крыльца возвышалась даже не статуя, а колосс, составленный по частям из укрепленных друг на друге громоздких валунов. В высоту статуя достигала пяти метров, в ширину – около трех. В глазах колосса блестели золотистые камушки.

– Круто сделано, – улыбнулась Амари. – Правду говорю, Вукузё?

Множество разных мыслей промелькнуло у меня в голове в эту секунду. Я и сам не мог понять, в чем дело, но мне колосс внушал неприятное чувство враждебности. От него веяло опасностью. Я сжал кулаки и, напрягшись, скрепя сердце вымолвил:

– Да, в этом что-то есть.

– Звучит так, будто тебе она не нравится, – улыбнулась девочка.

– Искусство в лице скульптур и картин маслом – это все девичья ерунда, – вступился за меня Рунмарион. – Искусство мальчишек – уметь драться или договариваться, если сила не на твоей стороне.