Надежда Гарнык - Лисье время [litres]

– Бабушка! Ну ты как маленькая. Юра ещё раз потом тоже убил. От безнаказанности совсем распоясался.

– Там было непреднамеренное, и потом среди вашей шайки-лейки кто-то слух пустил, что это он.

– Шайка-лейка, – улыбнулась мама. – А ведь точно: шайка. За Бабайца я никогда не выйду, он бурундучков любит больше, чем даже Лялин торт.

– Ну Зоя! Ты хоть Лялечке сообщи, кто это.

Ляля стояла спиной к бабушке и маме. Она смотрела на поле, как демонтируют домики, разбирают и увозят. «Лисы! Вы мои лисички! Разогнали уродов! – думала Ляля с благодарностью. – Никто вас не уничтожит, живите дольше! Надеюсь, вы не обиделись, что бабушка описала вашу седую шерсть, её описание прикрепили к уголовному делу. Скоро будете линять. По всему лесу шерсть раскидаете. Ну и что, что ваша шерсть на трупе – может, кто-то убил, а вы падальщики, просто в лес утащили, вас не поймать, не догнать, как поётся в суперпесне… Не обижайтесь, лисоньки…»

За спиной – шёпот, бабушка настаивает, мама отнекивается: не надо ей сообщать, кто этот мужчина. Они все Лялю за идиотку точно держат, за слабоумную! Ляля только в первый момент не поняла, в первое мгновение… Стас. А она – Алёна Станиславовна. Отец. Никаких эмоций. Одна сплошная неловкость вместо радости…

Ляля разбудила Боню, пристегнула поводок и вышла, громко хлопнув дверью. Впервые в жизни она обрадовалась Зинову и с удовольствием сюсюкалась с Вероникой.

– Смотрю, отец вернулся?

– А вы его знаете?

– Ещё бы. Вместе били.

– Как вместе? Все на одного?

– Эх, девочка! Ты даже не представляешь, как тебе повезло с мамой.

– С бабушкой повезло, с мамой как-то не очень, – честно ответила Ляля.

– Жаль, что до смерти не забили, охмурил мою Зо… – Зинов резко отвернулся, его сильная широкая сутулая спина согнулась больше обычного, он толкал коляску с плачущей Вероникой.

Как тяжело, думала Ляля, сидеть, когда твои ровесники вовсю бегают… Боня больше не виляла хвостом, Вероника её давно замучила своими тисканьями… Но дрессировка сделала своё дело – хозяин говорит: смирно, значит, надо смириться… У помойки, кажется, мелькнула обтрёпанная, вымокшая после дождя песочная лиса… Странно. После дождя лисы никогда не показываются: пока не высохнут, они сидят в укрытиях, мокрый хвост не даст быстро уйти от врага… Неужели лисы в курсе, что появился папа? Папа… Теперь у Ляли будет папа… А лисы тут как тут, неужели они его уже пасут…

Удивительное лето вслед за удивительным маем ворвалось в Лялину жизнь. Боня едет с папой на машине на дачу. Ляля же с бабушкой по-прежнему едут в поезде. Дядя Димон Краснобаев слушает внимательно о новом Лялином аквариуме.

– Если что, приглашайте, – говорит он. – Рыбки – моя отдушина.

Но больше рыбок дядя Димон интересуется папой и мамой.

– Зо всех на свадьбу пригласила, Татьяна Михайловна.

Бабушка кивает.

– Вы как к этому относитесь?

– Против, – просто отвечает бабушка.

– Не спрашиваю почему. – Дядя Димон щёлкает пальцами по несуществующей пылинке на обшлаге рукава.

– И лисы являлись по его душу.

– То есть?

– Наши лисы являлись.

Дядя Димон с опаской посмотрел на бабушку.

– Бабушка! Дядя Дима ничего не знает.

– А что я должен знать?

– Что ваши лисы живы, дядя Димон.

– Бред. Им не может быть лет больше, чем тебе.

– Ну не верите, не надо.

– Вы лучше скажите, что Зоечке подарить? В неё все были влюблены, и я тоже.

– Маме нужна профессиональная косметика, – выпалила Ляля.

– Ляля! – укоризненно покачала головой бабушка.

– Но я в косметике совсем не разбираюсь. Ей, наверное, что-то совсем специальное. А ещё, кроме косметики? Хотя… Я поспрашиваю у знакомых, может, и посоветуют что.

– Димочка! Ты и твой отец сделали нам столько хорошего. Просто сам приходи.

– А свадьба с размахом?

– Нет. Человек двадцать. Вы все, с работы кое-кто.

– Из Москвы с работы?

– Не знаю, Дим. Вряд ли из Москвы, вряд ли.

– А ведь пятнадцать лет, как мы тогда их выпустили. Пятнадцать лет.

– Дима! Ты путаешь. Больше.

– Ах да. Да-да… – Дядя Димон задумался, очевидно, перебирая в уме, пересчитывая года, уверенно и даже резко закончил: – Да. Шестнадцать, а может семнадцать? – И тут же совсем другим голосом, каким-то безысходным: – Время бежит, а я всё один.

– Дима! Какие твои годы!

– Всё в рейсах, всё на путях, всё титан кипячу, всё посылки передаю, передачи, такой посылочник.

– Работа стабильная, Дим. Зо только благодаря моим связям взяли; Зинов вон прозябает, живёт от заказа к заказу… А у него ребёнок-инвалид.

– Я не жалуюсь, Татьяна Михайловна. Чем как Зинов мучиться, лучше одному.

Так они болтали под стук колёс, вспоминали, Ляля смотрела на дядю Димона, на его красное аккуратное лицо, на нос-картошку и думала, что у них в классе у некоторых папы даже поуродливее дяди Димона. Он был высокий, худой, а лицо – можно сказать, драконье. Это от того, что кожа белая, а сосуды близко, объясняла когда-то про Краснобаева мама.

В Москве не пересаживались, как обычно, с поезда на поезд, не переходили с вокзала на вокзал, а поехали на метро! Ляля впервые ехала на метро! Ехали в дедушкину квартиру. Папа уже в этой квартире, они на машине с Боней быстрее, чем Ляля с бабушкой на поезде. Завтра папа решил поводить Лялю по Москве. Папа всячески старался загладить тринадцатилетнюю пустоту, он много говорил, много всего обещал. Но её не загладишь, вину. Никогда Ляля не забудет это состояние неполноценности, когда другие хвалятся папами, рассказывают о них, идут с ними домой из сада, а ты смотришь в окно и чувствуешь себя ничем, лужей растекающейся обиды, и вопросы «Почему?», «Кто?», «Где?» долбят тебе висок, сводят судорогой горло, и предательская слеза течёт по щеке, а смахнуть нельзя, кто-нибудь да заметит и будет смеяться, обзываться, хихикать, а может, и хохотать. Ляля привыкла защищаться. Пару раз мама таскала её за ухо, но Ляля и сама таскает себя в переносном смысле за уши, за волосы: там не так повела, там не то сказала, здесь не ответила. Самое удобное – хлопать дверью, уходить, если не знаешь, что делать, не знаешь, что ответить, и никак не поступать, не принимать ничью сторону – просто уходить. Так, видно, повёл себя папа. Он – предатель, он предал Лялю. Зима, окно кухни, бинокль и лисы – вот Лялино спокойствие, Лялино хорошее настроение, Лялина нирвана…

Дедушкин дом поразил Лялю. Добротный, очень длинный, надёжный, а из окна квартиры видна высотка. Бабушка сказала, что это московский университет, что они с дедушкой тут учились.

– А звезда на башне диаметром девять метров. Там обсерватория.

Звёздочка на шпиле казалась совсем крохотной из окна квартиры с высокими потолками.

– Мама Зо – в честь этой обсерватории?