Питер Адамс - Охотники за привидениями и Барбинелла

– Это уже не будет иметь значения.

Ламуш снова поднялся к потолочной балке, пошарил там рукой и вернулся с крохотным сигаретным окурком.

– Огня не дадите? – поинтересовался он у охотников.

– Но вы же не курили в пятнадцатом веке! – удивилась Барбинелла.

Герцог хмыкнул.

– С такой жизнью (ха-ха!) не только закуришь...

Вейтман достал спички, призрак с наслаждением вдохнул в себя дым (Пит решил, что Ламуш позеленел как раз-таки от злоупотребления никотином).

– А что же вы? – обратился герцог к Барбинелле. Вид его стал куда более благодушным и менее подозрительным. – Почему вы молчите и не торопитесь изложить нам свою историю?

– Хорошо, – кивнула головой девушка. – Я просто собиралась с мыслями...

– Первое, что я увидела, появившись на этот свет, – начала Барбинелла свой давно обещанный рассказ, – это озабоченное хмурое лицо мастера Леонардо. Он стоял посреди своей лаборатории, глядя на меня, и еще не знал, удалась его затея или нет...

Мне не известно, каким именно образом Винчи, пользуясь грубыми инструментами и более чем скудными (по нашим меркам) знаниями смог создать искусственный разум, искусственную форму жизни, какой являюсь я сама... Знаю только, что с самого начала мастер хотел совсем немногого: сделать хороший подарок для Катрин – большую красивую куклу, которая могла бы проделывать всякие забавные штуки.

Только одно условие он поставил для себя – чтобы эта кукла была как две капли воды похожа на человека, на симпатичную белокурую девочку, которая могла бы стать чем-то вроде подруги для дочери герцога.

Работая, мастер попутно делал множество расчетов, пытаясь понять, почему человек имеет именно тот вид, который он имеет. Я видела мельком его бумаги на столе. Он пытался найти объяснение тому, почему человек ходит ногами, а не ездит на колесах, что было бы гораздо быстрее; он хотел узнать, почему у человека нет крыльев, почему у него всего одна голова (ведь две, как говорится – лучше)... И, раздумывая над этим, он нашел формулу жизни. Формулу, которая (как он сам приговаривал нередко в волнении), позволила Господу Богу создать Адама и Еву.

Естественно, никакой речи о простой механической игрушке теперь быть не могло. Леонардо знал, как создать настоящую, живую подружку для Катрин.

И он ее создал. Хотя до самой смерти, видимо, так и не знал об этом наверняка. Не узнала об этом и сама Катрин. Хоть я с первой минуты своего рождения имела вид шестнадцати летней девушки, однако не умела и того, что может пятилетний карапуз. Единственное, чему успел научить меня мастер, это говорить «bon soir, Catrine» – «добрый вечер, Катрин»... Он хотел, чтобы всему остальному научила меня сама хозяйка.

Однако, как вам уже известно, аббатисса Бабуа выкрала меня этой же ночью и бросила неподалеку от свиного хлева, спрятав в куче прошлогодней соломы. Не знаю, может, эта женщина и в самом деле считала меня дьявольским созданием, но, кажется, больше всего на свете ей хотелось насолить мастеру Леонардо и маленькой Катрин.

На следующий день принц Анжу уничтожил замок Клу и убил почти всех его обитателей...

– Ты видела, как погибла моя дочь? – внезапно раздался глухой голос герцога Ламуша.

– Нет; Ваша дочь не погибла, мсье.

Зеленая тень метнулась к девушке.

– Повтори это еще раз!...

– Я говорю то, что знаю, герцог, – кивнула головой Барбинелла. – Однако вряд ли вас это обрадует... Принц Анжу намеревался сделать Катрин вампиром.

– Это неправда! – взревел герцог. – Чушь собачья! Моя девочка скорее умрет, чем станет одной из них!

– Я тоже верю в это, – глядя во мрак, клубящийся внутри глазниц Ламуша, твердо произнесла девушка.

– Я видела, как принц увез ее, бросив поперек своего седла. Солдаты еще не закончили грабить замок, когда черный алжирский конь принца уже скакал прочь... Слава Богу, аббатиссе не удалось захоронить меня под соломой слишком глубоко, и я имела возможность видеть и запоминать, чтобы потом, научившись думать, сделать выводы.

Мастер Леонардо приехал сюда, когда от замка не осталось практически ничего. Увидев развалины Клу, он побледнел, как смерть... Некоторое время флорентиец ходил по руинам. Не думаю, чтобы он искал меня. Однако Леонардо заметил мою руку, торчавшую из-под обломков. Он попытался вытянуть меня наружу, но это ему не удалось, Мастер уехал.

Я выбралась сама. Вид у меня, конечно же, был не ахти. Новое платье, сшитое по специальному наброску Винчи, превратилось в грязную тряпку. Волосы были выпачканы в саже.

– Где же вам удалось приютится? – спросил Рэйман. – Неужели вы все пять столетий скитались без крова?

– Нет, конечно. Я постепенно училась выживать в этом мире. В один прекрасный день я обнаружила, что могу на продолжительное время снова превращаться в куклу, в неподвижный манекен. Иногда для этого нужно только подумать о чем-то очень грустном...

Однажды богатый торговец антиквариатом нашел в лавке старьевщика великолепную, поистине королевскую куклу в изодранном платье. Он отнес ее домой, привел ее в порядок, а затем продал в Дижон, одной зажиточной семье. Так начались мои бесконечные скитания... В Дижоне я пробыла недолго, потому что о моем существовании стало известно графу де Гизу, человеку, накоротке знакомому с королевской фамилией. Де Гиз был известным придворным интриганом. Зачем-то ему понадобилось задобрить королеву, и потому он выкупил меня за огромные деньги, и преподнес королевской дочери.

...Я исправно выполняла роль обычной куклы, набитой мелкой древесной стружкой: широко таращила глаза, падала с кресла, если меня небрежно садили, иногда позволяла себе протянуть писклявое «а-а-а- а!», чем вызывала неизменный восторг у окружающих.

Я только молила Бога, чтобы не попасть в руки какому-нибудь глупому мальчишке, имеющему привычку потрошить свои игрушки.

За все это время я успела поменять больше полусотни хозяев. Мне повезло, потому что стоила я больших денег, и обращались со мной бережно. И мне жутко представить себе, какая доля выпадает игрушкам попроще...

Жилось мне неплохо – в том смысле, что грустных мыслей было хоть отбавляй, оцепенение практически не покидало меня, и опасаться за то, что я каким-то образом выдам себя, не приходилось. Мне следовало лишь вполглаза следить за техническим прогрессом, проделывать какие-нибудь новые трюки, чтобы оставаться, как говорится, «на уровне».

Для того, чтобы опять становиться самой собой, мне оставалась только ночь. Дети засыпали в своих кроватях; игрушки, уставшие, как портовые рабочие, без задних ног отключались на своих полках... И тогда я украдкой выбиралась на улицу, чтобы попытаться узнать что-нибудь о судьбе Катрин и ее похитителях.