Владислав Крапивин - Серебристое дерево с поющим котом

– Ну, ты даешь, Кап, – сказал Сеня. Но за удивле­нием всё равно пряталась печаль.

– Это, оказывается, нетрудно, – повторил Антошка. И спросил: – Можно, я сегодня у тебя переночую?

– Ну конечно! Чего спрашивать-то!

Вечером собралась гроза. Молнии высвечивали клубя­щиеся многоэтажные громады. Сперва бесшумно, потом с электрическим треском. Наконец грянул по гулкой крыше, по листьям отвесный ливень. Сеня не боялся грозы. Он бо­ялся другого: что миллионы неживых капель опять нагонят тоску на Антошку.

Но Антошка сделался возбуждённым и весёлым. Вытащил Сеню под упругие струи. Вдвоём они, скинув майки, с хохотом носились по двору, пока мама не загнала их в дом и не заставила согреваться горячим чаем.

Когда улеглись на дребезжащие раскладушки, Антошка шёпотом признался:

– Было здорово. Как у нас… Потому что электричество в воздухе, я им пропитался… У нас на Ллиму-зине грозы почти каждый день…

– А потом радуги, да?

– Да… Сень…

– Что, Кап?

– Я, думаешь, почему столько летал в эти дни…

– Почему, Кап?

– Я искал… Вдруг всё-таки есть в облаках живые капли? Ну, хоть совсем немного…

– Ну… и нашёл? – спросил Сеня с неожиданным за­миранием.

– Сеня, я понял, что они все живые. Только спят. Искорки в них очень-очень глубоко. Но они есть… А спят они, потому что хотят себя сберечь…

– От чего?

– От… всего, что сейчас. От дыма, от выбросов разных, от радиации. От того, что губит живое… А когда это всё исчезнет, они проснутся. И у вас тоже будет много-много радуг…

– Кап… но для этого надо, чтобы на Земле не осталось людей…

– Ну что ты глупости говоришь! – возмутился Антош­ка. – Надо, чтобы не осталось уу-гы!

– Но ведь у вас-то на Ллиму-зине уу-гы как раз живут и каплям не мешают.

– Я же не про таких уу-гы. Те почти безвредны. Я про тех, кто овладел всякой техникой, а в душе остался уу-гы… Мы недавно про это с Маркони разговаривали…

– Про что?

– Про научные открытия… Он правильно делает, что свои изобретения никому не доверяет. Представляешь, попал бы преобразователь каким-нибудь бандюгам или жуликам…

– Ну их, – сказал Сеня. – Давай, Антошка, о чём-нибудь хорошем…

– Давай… О чём?

– Расскажи, как на Ллиму-зине…

– Я уже столько рассказывал. И тебе, и всем… Егор Николаевич даже на пленку все мои рассказы записал. И просил картинки нарисовать. С радугами. Красками…

– Я видел, у тебя здорово получилось.

– Но не так, как на самом деле. Красок мало…

– Всё равно хорошо. Почти в точности, как я видел во сне…

– А ты видел?!

– Да…

Этот сон о родине Капа был такой живой! Будто всё по правде!

Сене снилось, что он невесомый и летит в пересыпан­ном блёстками облачном пространстве. Облака – разно­цветные, многоярусные, громадные, как горы. Они соеди­нены мостами и воротами из ярких радуг. Радужные кольца возникают со всех сторон, их пронзают прямые длинные лучи. Облачные громады напоминают порой зем­ные города, только очень фантастические. Но Сеня знает, что он на Ллиму-зине. И что каждая капелька, каждая ис­корка, каждая водная пылинка облаков – живая. В них во всех – веселье и радость, что он, Сеня Персиков, приле­тел… Он вытягивает руки и мчится в этом сверкающем ми­ре, чувствуя кожей щекотанье прохладных брызг. А встреч­ный воздух пахнет незнакомыми цветами и джунглями, которые космато зеленеют внизу, в разрывах облаков…

Гроза кончилась, ливень перешёл в спокойный дождик. Он шептал что-то среди листьев за тонкими стёклами ве­ранды. Пахло сырыми тополями и ещё – словно свежевы­мытыми половицами.

Сеня и Антошка лежали на сдвинутых раскладушках и плечами почти касались друг друга. Звенел в тишине оди­нокий пират супер-кулекс. Их в последнее время почти не осталось в Ново-Калошине, этот был, видать, последний из могикан. Летал и не мог понять, какая сила не даёт ему спикировать на голые мальчишечьи плечи. А не давало всё то же заклинание: “Егер-маркер…”

Сеня вдруг подумал: “А что если отыскать заклинание для капель и оживить их?” Нет, не получится. Сперва на­до, чтобы перестали дымить заводы и станции, чтобы в ре­ки не лилась отрава…

Но всё же хорошо, что они не мертвые, а просто спят.

– Значит, есть всё-таки надежда, – прошептал Сеня. И Антошка сразу понял:

– Конечно.

– Кап… А другая надежда есть? – Это Сеня спросил совсем уже тихо.

– Какая?

– Что ты… прилетишь ещё?

Антошка сказал опять:

– Конечно. – И объяснил: – Я же возьму с собой семена моркови. Лучший сорт. Мы посеем их внизу, а потом… Капли ведь умеют превращаться в зеркальца. Ровные камни из магнитной руды внизу тоже найдутся. Для стар­товой площадки. И энергии хватит в атмосфере… Я мог бы вернуться и в магнитной капсуле. Ну, в такой же, в какой прилетел сюда. Но взрослые не разрешат. За мной теперь будет глаз да глаз… – Он негромко посмеялся в темноте.

– Кап, а как ты возьмёшь семена-то? Ведь ты поле­тишь капелькой.

– Ну и что! Семена тоже превратятся в капельку. То есть в часть меня. А дома я их высвобожу. И пусть растут… Сень, а Никитку привезут из деревни до моего отлёта?

– Завтра привезут, не бойся… Кап, ты думаешь, полу­чится у тебя с семенами?

– Я надеюсь…

“Надеюсь… Если бы она всегда сбывалась, надежда-то”, – подумал Сеня. И вспомнил про Лошаткина.

Все надеялись, что взрослый Лошаткин уже никогда не станет прежним. Думали: будет с этой поры добрым дядь­кой, ребячьим приятелем – таким, каким прощался с ком­панией в тот вечер на пустыре. Но Степана Степаныча хватило на пару дней. При встрече с ребятами он сперва бодро улыбался, говорил “горячий привет”, обещал загля­нуть на огонёк и принести гостинцы. Но вскоре он стал отворачиваться и делать вид, будто прежних друзей не уз­нает. Будто в глаза не видел этих мальчишек и этой круг­лолицей симпатичной девочки с бусами из недозревшей ря­бины.

А потом он повёл себя совсем безобразно. Однажды Уки проходили мимо магазина “К Вашим услугам”, а Лошаткин выскочил на крыльцо и заорал на них:

– Чего тут шляетесь?! Шпионите?! Думаете, я забыл про ваше хулиганство? Всё-о, всё-о ещё расскажу где сле­дует про ваши фокусы. Вы ещё у меня потанцуете, голуб­чики, на горячем противне!

Уки не дрогнули. Даже Олик не моргнул глазом. Про­шагали как мимо пустого киоска. Но шагов через двадцать Пека сказал:

– Я предупреждал…

– Видимо, это природа, – заметил рассудительный Андрюша. – Взрослая и торговая…

– А может быть, у него неприятности? – предположил Олик.

Скорее всего Олик был прав. Обратившись ко взрослой жизни, Степан Степаныч получил обратно не только свои капиталы, но и заботы. И страх. Не исключено, что именно в это утро нашёл он в почтовом ящике бумажку с пригла­шением в налоговую инспекцию “для уточнения Ваших до­ходов”. Или поругался с женой. Венера Евсеевна вовсе не была обрадована возвращением супруга в прежнем виде. Она уже привыкла быть полноправной владелицей магази­на, мальчика Стёпу ничего не стоило сплавить в детдом: сирота, мол… А тут нате, явился!