Владислав Крапивин - Серебристое дерево с поющим котом

– Ой, мамочка, – тихонько прошептала в этой тишине Варя. А через минуту догадливый Олик таким же шёпотом разъяснил:

– Без всякого сомнения, в сумке у него была морковка.

Трудно описать, что испытали наши друзья в эти ми­нуты. Казалось, что в солнечном безмолвии нарастает грозный звон. Сквозь него слышались вздохи Пим-Копытыча:

– Ох ты, грех какой…

– Доигрались, – наконец сказал Матвей.

– Может, он всё-таки живой? – прошептал Андрюша. Маркони помотал головой:

– Он же не капля. Как хряпнется с разгону об эту Ллиму-зину…

– А если не хряпнется, его наверняка съедят уу-гы, – рассудил Олик.

Сеня сказал с горечью:

– А может, и не долетел. У него же вон какая весовая категория. Болтается теперь в магнитном коконе где-нибудь на полпути…

– Ну и фиг с ним, – неуверенно откликнулся Пека. На него посмотрели. Он съежился.

Маркони больше ничего не говорил. Он молча думал о горькой судьбе Лошаткина. И о своей, конечно…

Дальше в повести надо сделать пропуск. Слишком тяжело описывать унылые раздумья, угрызения совести, страх и раскаяние, которые владели нашими друзьями в течение двух дней. Жуткий случай со Степаном Степанычем заставил всех забыть даже про печаль об Антошке.

Каждый думал: что же теперь с ними будет? Да и Лошаткина жаль, хотя был он, конечно, человек пакостный.

О том, что можно отпереться и что никто ничего не докажет, как-то и в голову не приходило, слишком уж тяжкий груз лежал на душах. И все ждали: когда в городе хватятся владельца магазина “К Вашим услугам”? На третий день не выдержали. Пошли сдаваться Роману Гавриловичу. Маркони пошёл, Матвей и Сеня. Уков и Варю не взяли незачем девочку и малышей подставлять под суровость закона. Тем более что они вовсе ни при чём.

– Все ни при чём, – бормотал Маркони. – Я один виноват, пусть меня и сажают…

Участкового нашли на огородных грядках, у того был выходной.

Роман Гаврилович внимательно выслушал горестный Марконин рассказ (сопровождаемый вздохами Сени и Мат­вея). Покивал.

– Во времена моего детства мы тоже увлекались всякой фантастикой. Был у меня приятель Федька Кирюшкин (он сейчас главный механик на морском танкере), так он вы­думал антигравитацию. Чтобы ликвидировать, значит, силу тяжести. И один раз но правде ликвидировал, взлетел над двором на своём гравилёте. Только исчезла-то эта сила все­го на две секунды. А потом шуму было! Потому что под гравилётом оказался фанерный курятник со всем его насе­лением…

– Вы, конечно, не верите, – угрюмо сказал Маркони. – Но я могу доказать. Запущу в космос всё, что хотите, на ваших глазах. Нажимаешь кнопку – предмет исчезает…

Роман Гаврилович покивал опять.

– Когда я учился в седьмом классе, был у нас Вовка Тарелкин, в цирковом кружке занимался. На школьных ве­черах фокусы показывал. Ну, прямо Кио! Накроет перевер­нутой коробкой от телевизора какой-нибудь предмет или даже человека – и того нету. Один раз так даже нашу завуча Юлию Аркадьевну растворил в пространстве. На три минуты. Она маленькая такая была, юркая, легко влезла под коробку-то… Свежей малины хотите?

– Ну, как вам доказать… – простонал Маркони.

Роман Гаврилович добродушно объяснил:

– Юмор и розыгрыши я ценю. Особенно в неслужебное время, как сейчас. А что касается доказательств, то требу­ются документы. Прежде всего заявление об исчезновении личности. Официальное. В данном случае – от супруги гражданина Лошаткина. А такого заявления не может быть.

– Почему? – прошептал Матвей.

– Потому что лишь вчера вечером я беседовал с вы­шеозначенной гражданкой Лошаткиной Венерой Евсеевной. Интересовался рядом подробностей, касающихся Степана Степаныча. Впрочем, это к делу не относится. И Венера Евсеевна сообщила, что вчера же, только рано утром, суп­руг её отбыл в длительную поездку в Воронежскую область по своим торговым делам. На причины столь поспешного отъезда у меня есть особая точка зрения, но это опять же отдельная тема. А ясно одно: трое суток назад улететь на другую планету гражданин Лошаткин не мог. А если и уле­тал, то ко вчерашнему утру вернулся…

Не передать словами то великое облегчение, которое ощутили три каявшихся грешника!

По дороге домой Сеня с отчаянной весёлостью объяснил:

– Я же говорил: у него слишком большая весовая ка­тегория! Он, видимо, взлетел, а потом приземлился на грядки в чьем-нибудь огороде!

– Или на курятник. Как тот гравилёт, – вставил Матвей.

Они с Сеней захохотали.

А Маркони озадаченно мотал головой:

– Теоретически это совершенно невозможно. Масса объекта для транслятора безразлична.

– Это теоретически! А практически он брякнулся на курятник! – радовался Сеня.

Маркони махнул рукой. Главное, что всё кончилось благополучно.

Но благополучно ли? Эта мысль, как холодная иголка, разом проколола Сеню и Матвея:

– Маркони! А если…

– Если Кап тоже не долетел?

Маркони сказал уверенно, даже строго:

– А вот это исключено. Даже думать не смейте про такое.

Про “такое”, разумеется, думалось. И не раз. Но всё-таки надежды на хорошее было больше. В сто раз больше! Конечно же, Кап сейчас на своей Ллиму-зине, среди об­лачных городов и радуг, вместе с ипу-ннани и ипу-ддули. Рассказывает небось о своих приключениях каждый день.

И вспоминает друзей.

Его тоже вспоминали каждый день. И в институте Мар­кони на дощатых стенах, и над кроватью Сени, и в домах у всех ребят, и у профессора Телеги висели Антошкины фотографии. Маркони летом нащёлкал своим “Зенитом” кучу снимков.

Никитка смотрел на фотографию и спрашивал:

– Где Тошка?

Сеня сажал его на колени и говорил доверительным то­ном:

– Далеко наш Тошка, Никитушка. За сто четырнад­цать парсеков. У звезды Лау-ццоло…

Мама иногда тоже спрашивала Сеню:

– Пишет что-нибудь твой друг?

– А чего там писать, – вздыхал Сеня. – Это же всег­да лень – сочинять письма-то…

– А на будущий год он приедет?

– Эх, кабы знать…

Потом, как водится, пришла осень. Память о летних со­бытиях слегка отодвинулась под натиском школьных забот.

Осень была тёплая, яркая, с густыми веснушками лис­топада на тёмном асфальте. В середине сентября случилось несколько промозглых дней, но октябрь опять принёс ясные синие дни. Сеня, Варя, Матвей, Маркони и Уки ходили в школу в алых летних шапочках с вышитыми корабликами.

В конце первой недели октября Сеня и Варя вдвоём шли из школы по Тополиному бульвару. Разгребали баш­маками слой сухих листьев, засыпавших асфальтовую до­рожку.

– Смотри, как божья коровка, – сказала Варя и под­няла круглый лист. Он был оранжево-красный с чёрными пятнышками.