Владислав Крапивин - Тридцать три – нос утри…

Ферапонт одобрил Винькин подарок. Переоделся в блиндаже, повертелся, оглядывая себя.

– В самый раз, по размеру. Если кто к роже не приглядится, не отличит от пацана… Теперь бы на три дня смотаться куда-нибудь от Рудольфа, чтоб не приставал. Ты не знаешь про какую-нибудь… подпольную квартиру?

– Попробую узнать…

Во второй половине дня Винька собрал на дворе Эдьки Ширяева приятелей с Зеленой Площадки. Откровенно изложил им историю Ферапонта.

Отнеслись с пониманием. Тем более, что дело пахло приключениями.

Только Груздик плюнул сквозь дырку от выпавшего зуба.

– Бабушкины сказки.

Груздику объяснили, по какому месту он получит, если не перестанет “скрести на свой хребет”. Про Ферапонта кое-кто уже знал, были на аттракционе “Человек-невидимка”.

Очкарик и скрипач Владик Гурченко сказал:

– Мама совершенно не будет возражать, если Ферапонт несколько раз переночует у нас.

– Мама грохнется в обморок, – предсказал Эдька.

– Ну, тогда можно оборудовать убежище под нашей верандой. Мама про это место не знает, я сам иногда укрываюсь там от занятий музыкой.

Этот вариант приняли. Потом Винька привел и представил Ферапонта.

Ферапонт очень смущался. Он, артист, привыкший выступать перед сотнями зрителей, тут вдруг обмяк и даже начал заикаться.

Груздик снисходительно ободрил гостя.

– Да ты не боись, тута все свои. Живи как мы.

И… Ферапонт заулыбался. И попросил, чтобы его звали Федей.

Был разработан план трех дней. За этот срок Ферапонт должен был совершить шесть подвигов (три добрых и три – наоборот), которые изменят его дальнейшую жизнь.

Первое хорошее дело – пусть забьет гол в матче-реванше со “смоленскими”.

– А если не получится? – засомневался Федя. – Я уже лет десять не играл. Да и раньше-то кое-как…

– Мы создадим тебе условия, – пообещал Владик Гурченко (интеллигент и музыкант, в футбол он играл тем не менее весьма прилично). – Прорвемся и сделаем тебе пас. Только не лезь в офсайд…

Второй добрый поступок – пускай Ферапонт рано поутру проберется на двор к старой домовладелице Климовне и, как целая тимуровская команда, сложит ее разваленную поленницу. Складывать все равно пришлось бы: бабка была ветхая, а дрова развалили ребята, когда оравой пронеслись через двор во время игры в мушкетеров и гвардейцев из кино “Железная маска”.

Третье дело Ферапонт предложил сам: в каком-нибудь сарае или на сеновале он даст представление для юных жителей Зеленой Площадки – тех, кто сейчас собрался здесь.

– Только без посторонних, ладно? А то Рудольф проведает да нагрянет…

Со скверными делами, как всегда, оказалось проще. Первое – подбросить в огород вредного семейства Колуяновых пластмассовую дымовуху. Пожарного риска от нее нет, а вонь будет на весь участок.

Второе – на чьем-нибудь дворе, где сохнет белье, завязать тугими узлами рукава выстиранных рубашек.

– А третье получится само собой, – вздохнул Ферапонт. – Я сорву выступление Рудольфа. Сегодня он не работает, потому что на рынке выходной. Завтра тоже не работает, в балагане выступает какая-то самодеятельность. А послезавтра будет крик – куда я девался. Ну, совсем-то аттракцион не провалится, там есть запасной вариант, без меня. Но будет жидко, могут освистать… Ладно, зато уж правда худое дело…

– А сегодняшний день считается? – озабоченно спросил Груздик.

– Конечно! До вечера можно успеть еще много!

3

Вечером артист “Федя” на пустом сеновале Шурилехов дал представление для избранного круга.

В раскрытый квадратный лаз и щели светило золотистое вечернее солнце, и в этих лучах Ферапонт жонглировал мячиками и палками, кувыркался, делал стойки и показывал фокусы с картами, которые принес с собой. Но самое лучшее – это была чечетка. Ферапонт отбивал разные ритмы, наверно, полчаса, а зрители продолжали кричать “еще!”

Специально для чечетки Ферапонт попросил Виньку принести лаковые башмачки. А вообще-то он ходил сейчас в дырявых сандалиях, которые дал ему на время Груздик.

В тот же вечер Ферапонт успешно запустил вонючую дымовуху в чужой огород. Крик был на весь квартал, взрослые обзывали ребят шпаной и бандитами, но не пойман – не вор.

На рассвете следующего дня Ферапонт, спавший под верандой, был разбужен добросовестным Владиком, съел принесенный им бутерброд, был препровожден ко двору Климовны и успешно справился с поленницей. Ему помогали добровольцы Шурилехи. Доброе дело не становится хуже, если в нем участвуют не один, а трое.

Чтобы не терять времени, Ферапонт проник на двор по соседству, где на шнуре сушились старые галифе. Шурилехи стояли на “полундре”. Ферапонт суетливо скрутил узлами узкие внизу штанины. Все обошлось. А могло и не обойтись, кончиться разрывом сердца. Потому что, когда Ферапонт завязывал вторую штанину, из-за сарая вышел кудлатый пес ростом с теленка. Ферапонт закостенел. Шурилехи сдавленно крикнули:

– Не бойся, это Пират, он не кусается!

Пират обнюхал крошечного злоумышленника, подышал ему в застывшее от ужаса лицо и махнул хвостом, похожим на помело.

Когда Ферапонт слегка отмяк, сказал “Песик, песик…” и пошел к забору, Пират проводил его. И даже подтолкнул носом в спину, когда Ферапонт протискивался между досок. Подождал несколько секунд и наконец гавкнул, потрясая окресности.

Диверсанты припустили по Комаровскому переулку и остановились только на дворе у Шурилехов. Ферапонт держался за грудь. Сказал, что сердце прыгает так, будто вот-вот выскочит из заднего прохода. Но сердце не выскочило, и он пошел на сеновал – досыпать.

Дальше Ферапонт целый день жил, как все мальчишки. Бегал на бочагу купаться, по-мушкетерски дрался на палках, гонял футбольный мяч – тренировался перед завтрашним матчем. Заработал несколько ссадин на лбу и на локтях, порвал штаны и, кажется, был счастлив.

На следующий день Ферапонт довершил задуманное. В матче со “смоленскими” он заколотил соперникам гол. Красивый такой, с подачи Владика Гурченко.

Этот гол оказался решающим. Он спас Зеленую Площадку от очередного разгрома, получилась ничья: восемь – восемь. “Федю” поздравляли. Тем более, что он вообще играл неплохо. Навыка у него не было, но все же вчерашняя тренировка даром не прошла. Помогали и природная проворность, и ловкость артиста-акробата.

Конечно, “смоленские” разглядели, что незнакомый пацан какой-то не такой. Их капитан Валерка Маслов по кличке Нога даже спросил:

– А этот парень в порванных шкерах, он чё, лилипутик?

Винька, оказавшийся рядом, ответил небрежно:

– Сам ты лилипутик. Просто у него осложнение на лицевых мышцах, после болезни. Кардиотифозный энцепатит.

Такое сверхмудреное название любил повторять Николай, муж Людмилы, когда к нему привязывалась какая-нибудь хворь.