Владислав Крапивин - Тридцать три – нос утри…

Да, темная рубашка хорошо сольется с сумраком. Штаны тоже. Лицо, руки и ноги, конечно, не как у негра, но такие загорелые, что и они Виньку не выдадут. И волосы. Они, хотя и посветлели к середине лета, но все же не как у блондина. Вот только белые пуговки были явно не к месту.

Винька прыгнул с мостков на берег и безжалостно замазал пуговки сырой глиной. Затем так же поступил с коленями, чтобы закрыть розовые проплешины от сухих отвалившихся корост. И с пряжками на сандалиях – чтобы не заискрились.

По лестнице он выбрался из оврага и помчался на Кировскую, к библиотеке.

2

Летом читальный зал закрывался в восемь. Времени оставалось с полчаса.

Три белые узорчатые башни церкви казались золотистыми в свете июльского вечера. Винька привычно полюбовался ими от угла Кировской и Первомайской и наискосок пересек пустую мощеную дорогу.

С независимым видом потянул тяжелую дверь. А что такого? Пришел мальчик в библиотеку. Поздновато, ну да мало ли какие могут быть причины…

Полутемный вестибюль обдал Виньку резкой прохладой и привычным, но все равно таинственным запахом, который источали старинные кирпичи и тысячи книг. Сердце застукало. “Глебка, не отставай, ладно?”

Сперва Винька думал, что честно подойдет к Петру Петровичу, попросит томик “Виконта” посидит с ним “до упора”, а при последнем ударе колокола выйдет из зала и притаится в коридорном сумраке.

Но сейчас он почуял, как безлюдна в этот момент библиотека. Наверно, никого, кроме Петра Петровича, в ней уже нет. И поскольку никто Виньку не встретил, зачем хитрить-мудрить?

Винька на цыпочках пошел по чугунным ступеням плавно изогнутой лестницы. В коридоре второго этажа ярко светились полукруглые окна с узорчатыми решетками. Но в тамбуре, который соединял читальный зал с коридором, окон не было. Горела под потолком неяркая лампочка. А дальний угол просторного тамбура укрывала густая тень. Кроме того, там стоял застекленный шкаф – между ним и окрашенной в темно-зеленый цвет стеной оставался узкий проём – в нем совсем темно.

В этот проем и задвинул себя проникший в тамбур Винька. Прижался лопатками к прохладной стене.

Где расположился Глебка – непонятно. Однако он по-прежнему был рядом. Без него Винька, наверно, совсем ослабел бы от боязливости.

Оставалось ждать и бояться. Бояться пока что не темноты и гулкости пустой церкви, а того, что его, Виньку, обнаружат.

Но как? Если Петр Петрович, проходя через тамбур, и глянет в сторону шкафа, Винька все равно неразличим. Он – человек-невидимка.

Лишь бы скорее…

Виньке ведомы были все здешние порядки. Он знал, что дверь в читальный зал не запирается. Замок лишь на той двери, что ведет из тамбура в коридор.

Утром опять придется прятаться здесь же, чтобы выскользнуть незаметно. Но до этого еще далеко. Впереди ночь – неведомая и долгая… У Виньки холодело в животе.

Дважды ударил колокол. Значит, в зале все же есть читатели. Да, прошли через тамбур две аккуратные девицы-старшеклассницы. Может, как Варя, готовились поступать в институт?

Хорошо, если Петр Петрович не задержится в зале после восьми…

Он не задержался. Вышел почти сразу после девиц, даже не позвонил больше. Значит, в зале никого уже не осталось.

Скрипнула дверь… Ох, ну скорее же! Да идите же вы, Петр Петрович, домой! Без задержки!

Он остановился в тамбуре. Сутулый, седой, в своем потертом кителе. И… конечно же, глянул туда, где Винька!.. Нет, это он на шкаф. Подошел к нему, растворил дверцы. Что-то искал на полках и мурлыкал:

Раскинулось море широко,

И волны бушуют вдали.

Товарищ, мы… Товарищ… Товарищ…

– А куда же, товарищ, она подевалась? Неужели я ее оставил дома? Будь ты, товарищ, неладен…

Неужели он не слышит, как колотится Винькино сердце? Будто кулаком по пустому ведру!..

Все кончается. Кончилось и это испытание. Бормоча, Петр Петрович покинул тамбур. Увесисто прикрылась наружная дверь. Щелк – погасла лампочка. Сразу мрак хоть выколи глаза!.. Нет, не совсем. Сквозь щель у двери читального зала пробивался свет.

Винька помаялся в темном углу еще несколько минут. Вдруг Петр Петрович что-нибудь забыл и вернется? И тогда – здрасте, дорогой товарищ Греев! Это будет, пожалуй, неприятней всяких привидений и духа Тьмы.

“Не думай о них”, – подсказал Глебка.

“Не буду. Честное пионерское…”

Винька выбрался из-за шкафа и толкнул дверь, ведущую в зал.

Пахнущий книгами простор открылся навстречу Виньке. Пустой зал казался куда шире, чем в обычное время, при читателях. Он был косо просвечен желтыми лучами – они входили в узкие, с полукруглым верхом окна. Пробивались через частые переплеты рам и листья тополей за стеклами.

Свет лучей был неяркий, желтый и какой-то торжественный. Словно здесь все еще настоящая церковь. “А может, Бог все-таки есть? – мелькнуло у Виньки. – Вон какая красота…”

Страха не было. Даже тревоги не было. Наоборот, какая-то успокоенность и тишина в душе. И Винька подумал, что так будет еще не меньше часа: солнце в июле заходит около девяти. А потом долго тянутся светлые сумерки. Чтобы все было по правде – страх, сумрак и ночное чтение, нужно дождаться полуночной темноты.

Ох, сколько ждать-то…

Винька решил заранее взять книгу. Томики Дюма стояли на полке позади стойки, за которой Петр Петрович восседал в течение рабочего дня.

Винька впервые в жизни зашел за стойку – в запретную зону. Влез на стремянку, взял наугад один из томов “Виконта”. Прыгнул на пол и зацепил при этом локтем холодный, пахнущий медью колокол. Тот отозвался полузвоном. Винька присел, зажав уши.

“Вот смешной, кого ты боишься-то? Пусто вокруг”, – шепнул Глебка.

Винька выпрямился. Самое время было узнать тайну: с какого корабля эта рында? Но на краю колокола, обращенном к стене, надписи не обнаружилось. Никакой. Винька поскучнел.

Лишенными тайны оказались и те предметы, которые Винька разглядел на полках под стойкой: электроплитка, эмалированный чайник, несколько стаканов, какие-то банки и завернутая в обрезок вафельного полотенца хлебная горбушка… Ну и ладно, нечего соваться к чужим вещам.

С книжкой Винька ушел в закругленную часть зала, где раньше был алтарь. Примостился на вытертом плюшевом диване. В ближнем окне была открыта форточка. За ней, в тополе, шелестели крыльями и вскрикивали воробьи. Прогудел на Кировской грузовик. Где-то далеко раздавались удары ладоней по волейбольному мячу.

Глебки рядышком теперь не ощущалось: он, видимо, решил, что пока не нужен Виньке.

Винька прилег щекой на мягкий подлокотник. Читать сейчас не имело смысла, не ночь. Вот когда стемнеет – другое дело.

Фонарика у Виньки не было, он прихватил свечной огарок и спички. Конечно, от свечи останется запах, но в таком громадном помещении он не будет заметен. Да и рассеется к утру.