Келли Барнхилл - Девочка, которая пила лунный свет [litres]

ОБЫЧНО ДЕНЬ ЖЕРТВЫ проходил со всей подобающей случаю торжественностью и серьезностью. Ребенка покорно отдавали старейшинам. Несчастная семья горевала молча, покуда на кухню сносили горшки с жарким и прочей пищей, призванной подкрепить силы, а соседи приходили утешить родителей в их утрате и заключить их в свои объятия.

Таковы были правила, и обычно их соблюдали.

Но в тот день все было иначе.

Герланд, глава Совета старейшин, неодобрительно поджал губы. Крики матери стали слышны еще прежде, чем процессия повернула на улицу, где жила семья. Горожане смущенно переминались с ноги на ногу.

В доме семьи, которая должна была лишиться ребенка, членам Совета старейшин предстало поразительное зрелище. У дверей их встретил мужчина с расцарапанным лицом, разбитой в кровь губой и проплешинами на месте вырванных тут и там волос. Он силился улыбнуться, однако то и дело ощупывал языком место, где еще недавно был зуб. Закусив губу, мужчина поклонился.

– Прошу прощения, почтенные господа, – сказал мужчина – видимо, отец ребенка. – Не знаю, что на нее нашло. Она словно обезумела.

Старейшины вошли в дом. Сверху, со стропил раздался яростный крик женщины. Ее блестящие черные волосы были вздыблены, словно клубок длинных извивающихся змей. Она шипела и плевалась, как загнанное в угол животное. Одной рукой и одной ногой она цеплялась за опоры крыши, а другой рукой крепко прижимала к груди ребенка.

– УБИРАЙТЕСЬ! – завопила она. – Я вам ее не отдам! Я плюю вам в лицо, я проклинаю ваши имена! Убирайтесь из моего дома, не то я выцарапаю вам глаза и брошу их воронам!

Старейшины уставились на нее разинув рты. Они не могли поверить своим глазам. Они много раз приходили за детьми, и родители никогда не сопротивлялись. Это было не принято, и все тут.

(Антейн, единственный из всех, заплакал, стараясь, чтобы взрослые этого не заметили.)

Герланд быстро сориентировался и нацепил на грубоватое лицо маску сочувствия. Протянул руки ладонями вверх, чтобы показать, что пришел с миром. Сохраняя на лице улыбку, он скрипнул зубами. Он терпеть не мог эти игры в доброту.

– Бедная моя запутавшаяся девочка, – сказал он самым заботливым голосом, какой только мог изобразить. – Это ведь не мы забираем твое дитя. Это ведьма его забирает. А мы лишь повинуемся ее приказу.

Мать издала утробное рычание. В этот миг она походила на разъяренную медведицу.

Герланд положил руку на плечо растерянному мужу и сочувственно пожал его.

– Что ж, малый, боюсь, ты прав: жена твоя и впрямь обезумела, – произнес он, стараясь скрыть овладевшую им злость под маской озабоченности. – Такое редко, но все же случается. Мы должны проявить сострадание. Не вини бедную женщину; ей нужна помощь.

– ЛЖЕЦ! – выплюнула женщина. Ребенок заплакал; женщина залезла по стропилам еще выше, прижалась спиной к скату крыши, устроилась так, что ее было не достать, и дала ребенку грудь. Ребенок тотчас успокоился.

– Если вы заберете мою дочь, – сказала женщина низким страшным голосом, – я ее все равно найду. Найду и заберу обратно. Только попробуйте – увидите.

– Неужели ты собираешься биться с ведьмой? – рассмеялся Герланд. – В одиночку? Ах, бедная заблудшая душа.

Голос его истекал медом, однако лицо понемногу наливалось огнем.

– Горе совсем лишило тебя разума. Твой бедный рассудок не выдержал потрясения. Но ничего. Мы исцелим тебя, мы сделаем все возможное. Стража!

Он щелкнул пальцами, и в комнату ворвались вооруженные стражницы, особый отряд, посланный, как всегда, Звездными сестрами. За спиной у каждой стражницы висел лук и колчан, на поясе покоился короткий острый меч. По спине сбегала длинная коса, знак того, что ее владелица долгие годы провела на вершине Башни, предаваясь созерцанию и упражняясь в боевых искусствах. Лица стражниц были неподвижны, как камень, и старейшины, при всей их власти, отступили назад. Сестры были силой, и сила эта пугала. Шутить с ними не осмеливался никто.

– Заберите у этой безумицы дитя, а саму несчастную отведите в Башню, – приказал Герланд. Он вперил взгляд в женщину под крышей; та разом побледнела. – Звездные сестры умеют обращаться с душевнобольными, моя милая. Я уверен, это почти не больно.

Стражницы сработали чисто, быстро и без лишних сантиментов. У матери не было ни единого шанса. Через несколько мгновений она была скручена, связана и уведена прочь. Ее крики эхом отдавались на улицах притихшего города, а потом разом замолкли, когда за ней захлопнулись высокие деревянные двери Башни.

Ребенок – это была девочка, – в тот же миг переданный главе Совета старейшин, коротко всхлипнул, а потом внимательно уставился на маячившее над ним обвисшее лицо, сплошь в складках и морщинах. Девочка смотрела очень серьезно – спокойно, испытующе, в упор, – и Герланд никак не мог отвести от нее взгляд. У нее были черные волосы и черные глаза. Гладкая кожа ребенка светилась как янтарь. На лбу, точно посередине, у девочки была родинка, формой напоминавшая полумесяц. Такая же родинка была и у ее матери. Поговаривали, что люди с такой отметиной не простые. Герланд не одобрял россказни такого рода и уж точно не любил, когда жители Протектората вбивали себе в голову, что они лучше, чем есть на самом деле. Он еще сильнее нахмурился, наклонился к ребенку и сурово на него взглянул. Девочка показала ему язык.

«Отвратительный ребенок», – подумал Герланд.

– Господа, – сказал он со всей доступной ему торжественностью, – час настал.

И в этот самый миг ребенок, как нарочно, обмочил Герланда, оставив на самом видном месте его плаща большое мокрое пятно. Старейшина сделал вид, что ничего не заметил, но в душе кипел.

Девчонка сделала это нарочно. Да-да, нарочно! Он не сомневался. Мерзкое дитя!

Печальная процессия, как всегда, текла скорбно, сдержанно и невыносимо медленно. Герланд чувствовал, что терпение вот-вот его оставит. Однако, когда ворота Протектората закрылись за спинами идущих, а горожане вместе с притихшими выводками детей разошлись по своим ветхим домишкам, старейшины ускорили шаг.

– Почему мы бежим, дядя? – спросил Антейн.

– Помолчи, – шикнул Герланд. – Не отставай!

В лесу вне Дороги страшно было всем. Даже старейшинам. Даже Герланду. Конечно, у самых стен Протектората было более-менее безопасно… в теории. Но любой мог поведать историю о том, как один его знакомец как-то раз ушел слишком далеко и не вернулся. Потому что земля провалилась у него под ногами. Или он угодил в кипящий грязевой котел и разом лишился почти всей кожи. Или забрел в низину с дурным воздухом и не смог выбраться. Уж чего-чего, а опасностей в лесу хватало.

Петляющая тропинка привела старейшин к небольшой поляне в окружении пяти старых-престарых деревьев, прозванных Ведьмиными служанками. Пяти… или шести? «Кажется, их все-таки было пять», – подумал Герланд, вперил взгляд в деревья, пересчитал еще раз и покачал головой. Деревьев было шесть. А, ладно. В лесу и не такое привидится. Эти деревья стары как мир – что с ними сделается?