Адита Сигорян - Между Солнцем и Плутоном

Он показал цепочной лапой в сторону реки, что текла неподалёку, в зарослях цветущих кустов и невысоких деревьев с длинными серебристыми листьями.

— Дай мне вон ту ветку, — попросил его Протор, потянувшись к лежащей на земле рогатине — Пойдём, поглядим, что там у меня за сородичи появились.

Крикос помог ему встать и опереться на палку, как на костыль. Стоять на ногах, даже израненных, тут было не так сложно: на поверхности шлюза гравитация была меньше, чем в мирах, которые он разделял. Хоть и не намного, но для Протора это сейчас имело большое значение. К тому же, он ощущал мощную энергетическую подпитку, исходившую от самого этого шара. Казалось, всё здесь придавало сил, и обогревало заботой каждую клеточку.

— Твои раны быстро заживут, — подбодрил его Крикос — Я видел, как у тех существ, сразу заживают любые порезы и ссадины.

— Не удивительно, — усмехнулся тот — А что они делают с раковинами?

— Я не знаю, — честно ответил Крикос — Просто, берут их и смотрят, а потом кладут вот сюда.

Вытянув лапу, он коснулся звеном живота Протора, в районе пупка. Тот с удивлением поглядел на него, и ускорил шаг. У реки, пёстрый окапи объедал цветы с куста, растущего недалеко от воды, а рядом с ним, полосатый медведь обирал с этого же куста уже созревшие ягоды. Пройдя мимо них, Протор увидел берег, покрытый вязким полупрозрачным илом, напоминавшим желейную массу цвета аквамарина. В ней возились, сидя у речки, двое детей, лет трёх-четырёх на вид. Их кожа была тёмно-коричневой, глаза зелёными, а длинные каштановые волосы были покрыты белыми пятнами. Они брали с берега плоские раковины и, как ложками, зачерпывали ими прозрачный ил, после чего, клали его в рот, щурясь от удовольствия и улыбаясь друг другу.

— Фу, — поморщился Протор — Куда смотрят ваши родители? Вы бы ещё песок ели!

Но песка нигде не было видно на берегу, как и камней, или мелкой гальки. Ребятишки поглядели на незнакомца, поняв, что тот обращается к ним. Немного подумав, один из них протянул ему тоже ракушку с прозрачным голубоватым илом. От него исходил слабый, едва ощутимый аромат, чем-то напоминавший ягодный.

Со спины, к Протору подошла молодая стройная девушка. Увидав на берегу её тень, тот обернулся и поглядел на неё. Шоколадная кожа, и глаза изумрудно-зелёного цвета, такие же, как у детей, только волосы её были собраны в толстые косы с вплетёнными туда же усами цветущими вьюнов. На шее у неё блестело ожерелье из ореховой скорлупы и речных ракушек.

— И вправду, люди, — согласился Протор, взглянув на своего цепочного спутника.

— А я что говорил, — радовался тот — Теперь ты с ней образуешь пару, и она оставит помёт, да?

— Ээ-э…

Протора явно смутил такой вопрос, тем более что эта обнажённая девушка приветливо улыбалась ему, с интересом рассматривая на нём изорванную одежду. Потом, заметив у него на руке рану, коснулась её нежными пальцами, и поднесла его запястье к губам. Протор отдёрнул руку, смущённо опустив взгляд, и вдруг увидал то, что заставило его пошатнуться. Отпрянув от девушки, он в полной растерянности глядел на её живот. Тот выглядел так, будто его распороли поперёк, только вместо краёв раны, на этой борозде виднелся пушок и алая кожа, такая же, как на губах.

— Матерь света, — в изумлении протянул учёный и, потеряв равновесие, плюхнулся в вязкий ил прямо перед ней — Это же… Это…

Будто в подтверждение его смелой догадки, из борозды на животе девушки показалась крохотная ножка совсем ещё розового малыша с прозрачной кожей, сквозь которую были видны все сосуды. Заметив, что тот ёрзает, девушка поплотнее прикрыла сумку на животе рукой, и опять поглядела на Протора с тёплой счастливой улыбкой. Крикос подбежал, чтобы помочь ему снова встать.

— Не расстраивайся, — утешал он Протора, подавая ему костыль — Раз у этой самки уже есть детёныш, найдём другую. Вон там их много, ты не переживай! Кого-нибудь тебе подберём.

— Да не нужна мне женщина-кенгуру, — выпалил тот, поднимаясь — И ты мне не нужен. Что ты вообще вертишься возле меня? Ну, утащил, спас, а сейчас-то тебе что нужно?

— Ты разве не понимаешь? — удивился Крикос — Я очень люблю тебя, и хочу, чтобы ты был счастлив. Пускай, мы не в сфере Кетаны, а здесь, на её шлюзе… Но тут тоже хорошо.

— Что ты сейчас сказал?

— Что тут хорошо…

— Нет, до этого!

Он поглядел на Крикоса, и взял в ладонь его цепь, зажав её в кулаке.

— Ты паразит, — сквозь зубы процедил Протор — Кого ты можешь любить?

— Тебя… — повторил тот с ноткой растерянности — Помнишь, как мы играли, когда я был маленьким?

Протор не верил тому, что слышит.

— Я пытался убить тебя, а вовсе не искупать! — произнёс он с надрывом в голосе — И в печь я тебя засунул, чтобы ты там расплавился! Понимаешь?

— Не понимаю, зачем бы тогда ты меня растил? — прозвенел алисид, вынимая у него из ладони цепь.

— Да не растил я тебя! — выпалил тот — Ты сам рос! И растёшь до сих пор…

Огорчённый и раздосадованный его словами, Крикос убежал с берега и зарылся в кусты, жалобно скрипя из зарослей звеньями. Протор пошёл за ним.

— Кто бы мог подумать, — бормотал он — У них есть чувства.

— Да, есть, — плаксиво ответил ему из кустов алисид — А вот у тебя нет!

— Ну, как тебе объяснить, что ты такое, — изнеможённо протянул Протор — Пойми, что из-за таких, как ты и твои сородичи, ни в одной сфере системы не останется нас. Никого! Ни людей, ни животных, ни даже растений. Всюду, куда ни глянь, будут лишь ваши цепочные щупальца, разрастающиеся всё больше и больше, с геометрической прогрессией, отбрасывая лишние звенья и размножаясь. Вы же передушите и перемелете всё живое, когда ваш клубок займёт собой всё пространство!

— Ты поэтому пытался меня убить?

— Да, я хотел найти способ…

— Нашёл?

— Нет.

— Для этого нужно разбить моё сердце, — подсказал ему Крикос — И это у тебя получилось. Но, лучше бы, ты разбил его тогда своей табуреткой, чем своими словами!

Протор не знал, что ему на это сказать. Как бывший доцент кафедры фаунетики, он привык делить все виды на высших и низших существ, чем эта наука и занимается. Паразитические же виды, никак не могли относиться к высшим существам, поскольку всегда приводили к гибели отдельных особей, или же — популяций тех, от кого зависели, а сами без них не могли продолжать существовать. То есть, бездумно рубили сук, на котором сидят, и гадили там же, где кормятся. В отличие от низших симбиотических организмов и нахлебников, такие существа несли только вред поражённому организму, ничего не давая ему взамен, или же наносили ущерб среде его обитания. Поэтому, нельзя было оставлять в живых мышку, если она поселилась в доме, какой бы хорошенькой и пушистой та ни была. Как недопустимо было бы, спасать выпавшего из гнезда кукушонка. С точки зрения фаунетики, это был бы, скорее ужасный поступок, чем проявление доброты и любви к природе.