Кирилл Кащеев - Выбор ведьмы

— Живые? Больно? Что вы мне сделали? — после каждого вопроса, рык Пса наливался все большей яростью. Танцующее на камне пламя слилось в зияющую пасть и ринулось на Ирку, заставив шарахнуться от его горячего дыхания. В тот же миг ее подхватили под локти, она дернулась, но из медвежьей хватки не вырвешься. Старший Медведь поднял брыкающуюся девчонку и поволок ее к алтарю. Ирка отчаянно лягнула его пяткой, попала по жесткому мохнатому боку, Медведь гневно рыкнул… и швырнул ее на камень, прижав лицом к одному из ледяных окошек.

Ирка увидела… его. Великий Пес Симаргл был там, внутри камня — изломанный и перекрученный, будто его сворачивали в жгут. Ирка увидела то, чего никак не могла заметить в воспоминаниях Старшего Медведя, — Симаргла поймали на середине превращения. Табити заперла его не только в сложенный из четырех стихий алтарь, но и между обликами — песьим и человечьим. Точно как пытался сделать с Иркой явившийся на Хортицу змей! Змей, которого она убила, спасая себя!

Застывшее внутри льда и камня тело выглядело чудовищно. Пробегающий по поверхности огонь высвечивал то распростертое крыло — всего одно, да и от него осталась лишь половина, зато заканчивалось оно человеческой ладонью с растопыренными, будто пытающимися оттолкнуть что-то ужасное, пальцами. Передних лап не было, только безволосая человеческая грудь, переходящая в поджарый собачий живот. Жутко исковерканную голову покрывали темные, чуть вьющиеся волосы, и к почти человеческому лицу словно маска была приставлена вытянутая пасть борзого пса. Огонь снова пронесся за ледяными окошками, подсвечивая царящий внутри камня сумрак, и веки Великого Пса дрогнули. Он медленно открыл глаза… Ирка провалилась в эти полные ярости и боли глубокие темные очи!

Тик-так-тик-так… Мерный стук ударил в уши, а чудовищная воронка закрутила ее между всеми цветами радуги. Пестрые краски драли кожу как наждак. Ирка закричала, чувствуя что ее ошкуривают будто картошку. Кровоточащее мясо было содрано с костей вертящимся торнадо, яркие, как разноцветные хула-хупы, кольца сомкнулись вокруг, дробя кости в мелкий песок, а этот песок подхватил ветер! Цветная воронка наклонилась над миром огромным ковшом.

Безгласная сущность, некогда бывшая Иркой Хортицей, стекла под корни деревьям и поднялась над ними невидимым и неощутимым призраком. Она снова стояла в Мертвом лесу, но это был совсем иной Мертвый лес! Деревья его были рыжими, как лисий хвост, и… Они целиком были рыжими! Рыжие стволы, рыжие корни, рыжие листья, будто налитые огнем. Они никогда не опадали, эти листья, и не появлялись вновь, на этих деревьях не набухали почки, мелкое зверье не шуршало под корнями, и птицы не вили гнезд. Лес стоял вот таким огненно-рыжим и неподвижным и под снегом, и под дождем, а рядом застыл мертвый город, и нарывом выпирал из зараженной земли саркофаг, под которым пульсировала, жадно искала лазейки невидимая смерть. По холму, тихо плача, как обиженный ребенок, полз покрытый язвами заяц. Вот он застонал последний раз — долгим, полным тоски и бессильного упрека стоном — и замер, чтобы больше не шелохнуться. Только ветер шевелил серую шерсть, открывая проплешины шкуры там, где шерсти уже не осталось.

— Это Припять! Чернобыль… — Стоящий на холме смуглый мужчина с волнистыми волосами и короткой бородой простер руку, и злой, несущий семена погибели ветер взвихрил его золотой плащ, накинутый поверх пышных восточных одеяний. Симаргл повернулся к витающей в воздухе невидимой Ирке, и она снова утонула в гневном взгляде.

Тик-так-тик-тик… Замелькали, нарастая, цифры в возникшем перед ее глазами пластиковом окошке. Ветер понес ее прочь, вышвырнув над серым, как старая засохшая грязь, озером между изъеденными скалами. Вода в озере была неподвижна и мертва, ни рыба не рассекала его вод, ни птица не спускалась к нему, ни самое мелкое насекомое не тревожило серую глянцевую поверхность. Только ветер иногда заставлял озеро морщиться, тяжело, будто оно было налито не водой, а маслом.

Так-так-тик-так… Стрекотание невидимого счетчика Гейгера стало нестерпимым!

— Ядерный полигон в Семипалатинске, — возникая на круче над озером, сказал Великий Пес. Он накинул свой роскошный плащ на руку и наклонился, поднимая камень. Поверхность камня была изглодана, точно обожжена кислотой, а покрывающая его редкая плесень шевелилась, словно пытаясь дотянуться до держащей камень руки.

Снова движение — на этот раз Ирку поволокло под землю. Вокруг все тряслось от близкого гудения и лязга громадного завода. Кап-кап-кап… просачивалась сквозь землю черная маслянистая жидкость. Крохотный кротенок в заботливо застеленном листьями гнезде слабо и бессильно, точно в последний раз зовя на помощь, открыл розовый ротишко… и умер, упав среди своих уже мертвых братьев и сестер.

Ирку рвануло вверх, протащило сквозь пересушенную, пропитанную ядом землю… и вышвырнуло в степи, посреди отчаянно мчащегося стада. Длиннорогая антилопа с совсем человеческим криком метнулась вперед, прикрывая собой детеныша. Сверху нарастал рокот вертолетных винтов. Ирка задрала голову… Она даже увидела их: веселых, радостно улыбающихся молодых мужчин в летных очках. Один из них показал большим пальцем вниз… и пулеметные турели под брюхом вертолета шевельнулись… Ирка вскрикнула и кинулась наперерез — не дать, остановить… Ее снова поволокло прочь, но она еще успела увидеть, как хлестнувшие по стаду очереди разносят в кровавые ошметки и антилопу, и ее малыша.

Ирку выбросило в толще морской воды, где тысячи рыб метались, пытаясь ухватить хоть глоток воздуха и лучик света сквозь расползающееся по поверхности черное нефтяное пятно. Щупальца нефти тянулись все дальше и дальше, как у огромного черного паука. На дне океана плакала навзрыд, рыдала по своим погибающим детям Матерь Рыб. И снова вверх! Переливалось в жарких лучах лазурное южное море, а песок пляжа был как золотая оправа прекраснейшего среди сапфиров. На берегу сидел черепашонок с вывернутым наизнанку панцирем. У черепашонка не было ног. Их не отъела хищная рыба, не отклевала птица — ног не было вовсе, никогда. Песок заскрипел под мягкими сапогами из дорогого сафьяна, и Великий Пес поднял безногого черепашонка с песка.

— Атолл Бикини. Вы взрывали тут свои бомбы. А потом назвали в его честь трусы и лифчик. И мультик сняли. Ваши дети так любят губку-мутанта — еще бы, ведь это так весело! — На открытой ладони Пса черепашонок приблизился к Ирке. И посмотрел на нее слепым взглядом отсутствующих глаз.

— Вы, люди, и впрямь самые страшные чудовища! Скажи мне, почему существа, сеящие вокруг смерть, имеют право жить? — Пес вдруг исчез, чтобы появиться у нее за спиной. Зареванная Ирка резко обернулась: