Олег Раин - ЗБ [litres]

Я и про воспитание однажды все до последней тютельки поняла. Прямо на уроке биологии. Учительница наша, Ольга Александровна, грустно заполняла журнал, а мы галдели. Она старалась отключиться от нас, а мы, наоборот, проключались по полной: гудели, кипели и бурлили. Тоже, кстати, забавная вещь. А возможно, и не очень забавная. В самом деле, отчего уроки вгоняют нас в сон, апатию и тоску? Почему тотчас после уроков мы, еще недавно вялые и вареные, взрываемся, точно маленькие вулканы? И кстати, хорошо, что после уроков. Взорвись мы во время учебного процесса – и любому уроку настанут кранты.

Ольга Александровна это, кажется, отлично понимала, как понимала и то, что управлять нашими энергиями она была совершенно не в состоянии.

И, глядя на нее, покорную и несчастную, я вдруг осознала, что вся мировая педагогика по сию пору не открыла главной истины. Истина же заключалась в том, что вера в какое-либо воспитание – это миф и сказка для взрослых. Наверное, чтобы утешить, чтобы прежде времени не лишать сна и надежды. Потому что в реалиях любой ребенок подобен тележке, которую лебедь, рак и щука тянут в разные стороны. Под лебедем мне виделось имя ребенка, под щукой – загадочный гороскоп, ну а родителям с учителями оставался пугливый рак, который то пугал ребеночка нелепыми клешнями, то трусовато пятился, стараясь хоть как-то повлиять на ход тележки.

Конечно, можно напрочь не верить в гороскопы, сомневаться в силе и слабости имен, но тогда скажите мне: отчего большое и многомудрое человечество до сих пор топчется на месте? Почему вооруженные смартами и компьютерами люди уничтожают природу, совершают миллионы подлостей, почему воюют и истребляют друг дружку и лишь в паузах между всей этой жутью творят нечто доброе и вечное? В чем тут соль и где он – прогресс человечества? В том, что с коней мы пересели на мотоциклы и при этом не можем назвать даже те немногие деревья, что растут в наших парках, не говоря уже о травках-муравках, птицах и насекомых?

Нет, честно! Мы даже урок такой проводили с той же Ольгой Александровной. В классе пятом, кажется. Тогда она еще не теряла надежды сделать из нас людей. И в парк привела с той же целью – собиралась рассказать, что же нас окружает.

В итоге получился форменный кавардак, потому что мальчишки с ходу ей объяснили, что, кроме подорожника, конопли, тополя и клена, они знать ничего не знают, потому что в нынешнем мире их окружают «мерсы» и «хаммеры», «тойоты» и «бэхи», «ниссаны» и «ауди» и еще три сотни всевозможных автомарок. Кстати, марки эти они готовы были перечислять без запинки на протяжении многих часов, в любом порядке. Но вот про птиц, насекомых и деревья им слушать было откровенно скучно.

Мы и насекомых, к слову сказать, не нашли – это ведь сентябрь был. Весь класс специально бегал, искал что-нибудь мало-мальски живое. И листья на земле ворошили, и деревья осматривали, но только одного шмеля и обнаружили. Пацаны за ним тут же погнались, чуть не сшибли палками, да мы не дали. На этом урок естествознания у нас и завершился. Тем более что некоторые травы с деревьями Ольга Александровна тоже не сумела назвать. Прикольно, да? Учительница, преподающая биологию и ботанику, понятия не имеет, что у нас растет в парке и в лесу!

Хотя учителя не виноваты: их ведь тоже по жутким учебникам учат. Может, даже таким же чудовищным, как наши. Не знаю, кто их пишет и где скрываются эти плодовитые авторы, но с ними я бы точно поговорила в каком-нибудь темном подвале. А еще лучше в стенах нашего ЗБ, которое в этом плане меня бы наверняка поддержало. Потому что вместо описания деревьев и растений, их полезных и опасных свойств, способа заготовки и возможности использования в качестве лекарств и пищи нам втюхивали многоэтажные таблицы с какими-то неведомыми крестоцветными и розоцветными, жуткие формулы с точным количеством пестиков и тычинок и прочую муть. Вот скажите мне: зачем и кому это нужно знать и можно ли вообще это именовать знаниями, если, зайдя в лес, биологи-специалисты спотыкаются на каждом втором растении? В общем, полная чепухенция. Как и с русским языком – моим любимым, потому что после нашего Юрочки я стала писать вполне грамотно. Только вот правил и разбора слов я по-прежнему не понимала. Так и получала на уроках – то пятерки, то двойки.

Но это ладно, другие-то зубрят, терпят. Иное дело – я, Валерия Аникина. И когда наша историчка легковесно прошлась по февральской революции да еще взялась описывать нашу техническую отсталость, я тут же взвилась и пошла гвоздить всеми калибрами. Много, конечно, ерунды наговорила, зато с какой горячностью! И про расцвет российских банков при Александре Третьем, и про пулеметы «максим», которые на Тульском заводе довели до такого качества, что никакой Англии с Францией не снилось, про наши несбиваемые самолеты «Илья Муромец», про Сикорского, про Колчака, про Миклуху Маклая – в общем, все смешала в одну большую кучу. Больно уж обидно стало за нашу страну. Понятно, что завела историчку, как тугую пружину.

– Где?! Где ты все это вычитала? – перешла она на фальцет.

– Да в книгах, в интернете, везде! – тоже перешла я на крик.

– Больно умные стали с вашим интернетом! Научили вас на свою голову!

Она, похоже, сама не понимала, что говорит, но звучало-то это дико! По всему выходило, что чем меньше мы знаем, тем лучше, чем меньше читаем, тем спокойнее будем глотать любые глупости, не будем подначивать и ловить на промахах.

В общем, разговор мы традиционно продолжили в кабинете директора. И опять имя Валерия подбрасывало поленья в огонь. Мне бы помолчать, а я продолжала лепетать про белые пятна истории, про то, что нельзя делить природу на какие-то мертвые кубики, а география – это не одни только полезные ископаемые. Одно дело – мир точных наук, техника, электроника, и совсем другое – живая природа. Историю надо тесно увязывать с географией, а астрономию преподавать с первого класса, как предмет базовый и фундаментальный.

– Посмотрите на нее! – всплескивала руками учительница истории. – Эта лилипутка будет нас учить нашему ремеслу!

На «лилипутку» и «ремесло» мне было что ответить, но положение спасла завуч. Ладонью она вовремя прикрыла мой революционный рот и спокойно обратилась к учительнице:

– У вас ведь сейчас урок?

– Да, а я вот вынуждена…

– Вы не волнуйтесь, мы разберемся. Возвращайтесь к детям, а с Валерией мы поговорим.

– Уж постарайтесь втолковать ей прописные истины!

– Мы постараемся, не волнуйтесь…

И снова, как в истории с телефонами, Майя Витольдовна сумела взять штурвал в собственные руки и объяснила директору, что ничего не поделаешь, переходный возраст – самый сложный период, в особенности у девочек вроде Валерии.