Калеб Крисп - Остановите Айви Покет!

— Поговори со мной, дорогая! Скажи, где тебя искать!

Ребекка вдруг снова вскинула голову. Но теперь она смотрела не на меня. На её лице отразился ужас. На мгновение на неё легла тень. Чья-то рука грубо схватила девочку за запястье. Ребекка закричала, но крик вышел приглушённым, еле слышным. Потом её дернули куда-то в сторону — и остался лишь опрокинутый стул.

В моей крови кипела жажда мести. Душа пылала гневом. И я приветствовала эту ярость.

В Стоквелл я шла как в тумане. Не замечая луны в третьей четверти. Не обращая внимания на моросящий дождь, от которого булыжники мостовой сделались чёрными и скользкими. Меня не волновало, что я брожу по Лондону в одной ночной рубашке. Босая.

Ребекка в беде. В страшной беде. С ней творят нечто ужасное. Кто знает, куда её потащили и зачем… Но ничего хорошего её там точно не ждало! Волны ярости вздымались во мне и бились о стены моего разума. Никогда ещё мне не доводилось испытывать столь ослепительного гнева.

Когда я свернула на Уинслоу-стрит, воздух вокруг словно загустел. Его заполнило жужжание, и всё вокруг, казалось, замедлилось, хотя я не чувствовала сопротивления. Алмаз Тик-так пылал на моей груди так, что на коже должен был остаться ожог. Сияние камня, яркое, жёлто-оранжевое, просачивалось сквозь ткань рубашки, освещая мне путь. Наверное, со стороны вид у меня был совершенно потусторонний. К счастью, давешний рыжеволосый констебль мне не встретился.

Все мои мысли были только о Ребекке. Но я не раздумывала над тем, где она и сумею ли я попасть во Дворец Проспы. Потому что едва я собралась перейти улицу, фонарь поблизости растворился в воздухе. Влажная брусчатка сменилась большими серебристыми плитами. Пустая телега сгинула. Шестое правило Амброуза Крэбтри гласило: сильные переживания — рука, приподнимающая завесу. Этот мистер Крэбтри был ужасно умный для безумца.

Стоило мне подойти ближе, как обувная фабрика и пансион по сторонам разрушенного дома подёрнулись рябью и туманом. А потом исчезли, будто земля разверзлась и поглотила их. Камни у меня под ногами дрогнули, жужжание стало громче, и я ничуть не удивилась, когда передо мной воздвигся Дворец Проспы с его ребристыми колоннами и бесчисленными окнами. На этот раз вокруг него вырос лес бледных деревьев, словно войско призрачных стражей. Выглядело это довольно-таки жутко.

Но мне было нечего бояться. Я уже успела убедиться, что в этом мире я нечто вроде призрака. Мне не по силам ухватить даже дверную ручку. Ступая по тропе между кроваво-алыми живыми изгородями, я запрокинула голову, чтобы посмотреть, не горит ли свет в каком-нибудь из окон. И тогда впервые увидела небо этого мира. Оно было пустым и беззвёздным, лишь луна в третьей четверти освещала его. Если бы не лёгкий изумрудный оттенок, можно было бы подумать, что это та же самая луна, что плыла над Лондоном.

Все окна были темны. Я обошла здание сбоку. Снова посмотрела вверх. Из окна на втором этаже лился тёплый жёлтый свет от горящей свечи. Оно было распахнуто, занавески мягко колыхались на ночном ветру. И вдобавок рядом росло большое белое дерево, с ветки которого ничего не стоило забраться в окно. Какая фантастическая удача!

Я услышала приглушённые голоса, звук шагов. Но они доносились с другой стороны здания. Никто не увидит, как я лезу в окно.

Но как? Как прикажете забраться на дерево, если здесь, в Проспе, я не более чем бесплотный дух? С досады я ударила по белому стволу и пару раз пнула его. И ахнула от изумления. Я протянула руку и погладила бледную кору. Она оказалась чуть тёплой на ощупь. Выходит, в этот раз я явилась в Проспу не тенью.

Подоткнув ночную рубашку и обняв дерево будто богатенькую бездетную тётушку, я полезла наверх. К счастью, дерево было восхитительно корявым и шишковатым, поэтому я легко находила, за что ухватиться и куда поставить ногу. А когда добралась до нижней ветки, дело пошло ещё веселее — перебираться с ветки на ветку оказалось совсем нетрудно.

Поднявшись на нужную высоту, я осторожно двинулась по толстому суку к окну. Увы, сук не доставал до карниза под окном. Ничего не поделаешь, придётся прыгать. В комнате за окном, как я теперь видела, никого не было. Отлично. Я осторожно присела, напружинилась, глубоко вдохнула — и прыгнула вперёд с энтузиазмом склочного кенгуру.

Приземлилась я не очень изящно. Когда моя нога с силой опустилась на каменный карниз, что-то хрустнуло. Но я ведь наполовину мертва, и мои раны заживают мгновенно. Раз — и боль исчезла. Я схватилась за края рамы, быстро восстановила равновесие и забралась в дом.

Я очутилась в полутёмной комнате. Стены были выкрашены в тоскливый густо-лиловый цвет. Дверь закрыта. На низком столике догорала свеча. Я взяла её и стала осматриваться по сторонам. Комната была почти пуста. Железная кровать. Единственный стул у стены. Белый пол. Не считая цвета стен, она ничем не отличалась от комнаты Ребекки. Значит, моя подруга где-то неподалёку. Я зашагала к двери с решимостью, которую может позволить себе только девочка-невидимка в странном и загадочном доме.

— Пожалуйста, не надо… — раздался хриплый голос. — Не надо снова…

Я подпрыгнула от неожиданности:

— Кто здесь?

Голос раздавался из угла комнаты. Я устремилась туда, освещая себе путь свечой:

— Таиться во мраке, чтоб вы знали, крайне невежливо. Немедленно покажитесь!

— Не надо снова… — произнёс голос. — У меня нет… нет сил.

Пламя свечи бросало жёлтые блики на стену. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы найти говорившего. Он сидел в углу, скорчившись на полу. Я присела на корточки рядом. Подняла свечу повыше, чтобы рассмотреть его. Человек отшатнулся от света и заслонил руками лицо. Кожа его была страшно бледная, почти прозрачная. Казалось, сквозь него можно разглядеть лиловую стену. В высшей степени странно, согласитесь.

И точно так же, как Ребекка, когда я видела её в камне, человек будто бы слабо светился. Свет был слишком тусклым, чтобы разогнать тьму — как если бы внутри незнакомца догорело пламя и остались лишь едва тлеющие угли.

— Пожалуйста, не надо…

— Я не сделаю вам ничего плохого, дорогой. Я ищу свою подругу. Её зовут Ребекка Баттерфилд. Вы, случайно, не знаете, где она может быть?

— Так ты не одна из них?

— О ком вы говорите?

Человек медленно опустил руки. Поднял голову. Открыл глаза. Его щёки ввалились. Усы поседели. Взгляд сделался пустым. И всё же я узнала его: