Мила Нокс - Война на восходе

Перед глазами все помутнело, будто наплыло облако, сквозь полуопущенные дрожащие ресницы Теодор едва видел перед собой веснушки. Он зажмурился.

Влажные губы снова прижались к уголку его рта, и Теодор вздрогнул. Ноги вдруг стали мягкими, как у войлочной игрушки, а Санда крепче сжала пальцы на затылке Тео, притягивая его к себе. Ее пальцы на груди скользнули чуть выше, под расстегнутый плащ, и даже сквозь рубашку и свитер Тео чувствовал теплую ладонь у себя на сердце. Вероятно, девушка слышала, как быстро оно бьется, но с этим ничего нельзя было поделать: от прикосновения Санды в голову ударила такая горячая волна крови, что Тео побоялся, не отключится ли от переизбытка чувств.

Губы Санды скользнули чуть правее, Тео приоткрыл рот и попытался ответить, перехватив нижнюю губу девушки, но это прикосновение вышло ужасно неловким.

Он снова вспомнил, что вместо губ у него вареники.

— Что? — послышался голос Санды. — Что такое, Тео? Что-то не так?

Близость девушки, ее рука на сердце, отчаянное, безумное сердцебиение — все нахлынуло такой волной жара, смешанного с желанием, смущением и стыдом, что голос сел, из губ вырвался сип. Откашлявшись, Тео прошептал:

— Я… не знаю… кажется, у меня ничего не получается.

— Ты когда-нибудь целовался?

Кровь прилила к щекам. Было стыдно признаваться: ведь ему уже шестнадцать, черт возьми. Но о каких девушках могла идти речь, если он рос с Лазаром и Марией в глухом лесу? Конечно, когда он бродил по улицам городка, заглядывал в окна, видел там девушек, тайком наблюдал за ними, но не мог даже подумать, чтобы подойти к какой-то из них… Заговорить… На него бы посмотрели как на умалишенного.

Потому Тео не подходил. Бродил по лесам с Севером, в одиночестве. И девушку никогда даже за руку не держал.

— Ну… — Голос предательски сорвался. — Извини.

Санда провела ладонью по свитеру, и Теодору почудилось: еще чуть-чуть, и он не выдержит. Упасть в обморок из-за поцелуя. Так держать, Ливиану! Пальцы Санды коснулись его шеи, прокрались выше. Тео гулко сглотнул. Наконец девушка отодвинулась и посмотрела ему в лицо. Щеки ее горели, глаза полыхали упрямством. Вдруг пальцы нащупали то самое, чего Теодор больше всего стыдился, и он мелко задрожал.

Санда провела подушечкой пальца по очертаниям креста, спустилась ниже и дотронулась до губ.

Тео прикрыл глаза.

Никто не касался его так.

Еще никогда.

По спине прокатилась дрожь, отдаваясь в самую глубину живота. Теодор вновь ощутил влажное прикосновение, дыхание девушки скользнуло по щеке.

— Просто повторяй за мной.

И Тео послушался.

Когда Теодор подходил к лошадям, его ноги заплетались. Перед глазами все плыло, сердце колотилось, спине было холодно от высыхающего пота: ощущение, словно он переборщил с яблочным вином. Услышав шаги, лошади забеспокоились, стали бить копытами и мотать головами.

— Т-ш-ш…

Тео хотел уцепиться за луку седла, но конь, на котором он ехал до Брашова, фыркнул и отступил. «Соберись, Ливиану! Сейчас не время для того, чтобы превращаться в тающего снеговика!» Мысленно дав себе пощечину, Тео отвязал лошадь и потянул за собой. Животное, по-видимому, его боялось.

Тео оглянулся. Только не это…

Ему почудилось, будто между ветвями колышется что-то темное.

Конь тряхнул головой и тихо заржал.

— А ну тише! Погоди! Тсс!

И вдруг позади раздался холодный голос:

— Стой.

Волна паники окатила Тео с головы до ног. Он медленно повернулся. Под сосной стоял Вангели и, прищурившись, смотрел злыми черными глазами. Теодор крепко сжал луку, чтобы лошадь не вырвалась. Животное тревожно всхрапнуло.

— Тебя искали.

— Я знаю.

— Где ты был?

Вангели сложил руки на груди. Тео нервно сглотнул, пытаясь собраться с мыслями. Что делать? Мэр чуть двинул рукой, в белых пальцах что-то блеснуло. Револьвер!

— Я был в третьей могиле, — глухо ответил Тео.

Александру Вангели перевел взгляд на лошадь, оторвался от сосны и сделал пару шагов навстречу. Теодор попятился, конь же уперся, мотнул головой и протестующе заржал. Вангели приближался, продолжая сверлить Теодора взглядом.

— Не подходите.

В руке Теодора блеснул нож. Вангели сжал губы, приподнял острый подбородок. На его груди сверкнул серебряный крест, выскользнув из-за ворота пальто.

— Убьешь меня?

В голосе, казалось, ни одной эмоции.

— А вы меня?

Голос Теодора дрогнул, когда он это говорил.

Вангели.

Вновь картинки зарябили, наслаиваясь одна на другую. Он убил Лизу, его тетю-нежительницу. Уничтожал кладбищенских обитателей. Он садист. Ведь так говорили все. Но в то же время… При взгляде на Вангели в памяти Теодора всплывали картины его детства. В нос ударял щекочущий запах одеколона. Терпкий. Холодный. Строгий. Но родной. И перед глазами стояла улыбка отца, от которой что-то екало в груди. Та самая улыбка, которую Вангели отдал Смерть-Двери, заплатив за проход воспоминанием. Улыбка, которую Вангели подарил ему и вошедшей вслед за мальчиком матери.

Кто же Александру Вангели для Теодора теперь? Кто?

Теодор попятился, а мэр двинулся следом, не сводя с него глаз. Револьвер он по-прежнему прикрывал второй рукой, но Тео-то уже заметил блеск ствола.

— Ты странно ведешь себя последнее время.

В холодном голосе скользнуло что-то сродни беспокойству. Или грусти? Вангели надвигался.

— Я следил за тобой. Что-то происходит.

Вангели сдвинул брови, продолжая шелестеть лакированными ботинками в густой траве. И от шелеста шагающего к нему отца у Теодора внутри все сжалось. Кажется, он понял, что сейчас будет…

— Кристиан.

— Я не Кристиан, — выплюнул Теодор.

Он уставился на отца со всей свирепостью. Ярость всколыхнулась за спиной, тень, отступившая при поцелуе с Сандой, вдруг почувствовала гнев Теодора — впервые за все это время такой явственный, четкий, пылкий.

— Я — Теодор. Ясно? Я не знаю, почему вы спасли мне жизнь, но что бы вы ни думали: я не Кристиан. Я другой. Понимаете? Того Кристиана, которого вы знали. Может, любили. — Голос Тео дрогнул, и горло сжало от нахлынувших слез. — Его нет. Он умер в тот день, когда случился пожар. Теперь я другой человек. И быть может, вовсе вам чужой.

Вангели остановился. Тонкие губы искривились, будто Теодор задел рану, — и в свете кометы, падающем на лицо мужчины, было видно, как бьется жилка на лбу.

— Это правда? — глухо спросил Вангели.

— Что — правда?

— Тень.

Тео тяжело задышал.

— Я видел ее. Думал, того белого нелюдимца, который погиб. Но он, скорее всего, не вернется: еще до конца не обратился, ни на кого не напал. Если такого пристрелить сразу, до того, как он совершит первое убийство, нежитель не вернется… Но это был не он.