Дж Поли - Рожденные летать

— Итак, внимание, начинаю отсчет! — нервно расхохотался Тейлор.

Я отступил еще на шаг назад. Тейлор согнул колени, слегка присел, будто пловец перед стартом, расправил крылья и сделал глубокий вдох. Я почти слышал, как в голове у него идет отсчет.

На безмолвном «три» он подпрыгнул и изо всех сил захлопал крыльями. Звук получался сильный и неритмичный, словно от щелкающего на ветру большого паруса. Хвоя и сухие листья взметнулись столбом и разлетелись в разные стороны. От поднятой Тейлором пыли я прищурился.

На миг показалось, что он сейчас рухнет обратно на землю, но в следующую секунду ритм движения крыльев выровнялся, стал более четким, а Тейлор остался висеть в воздухе. Его кроссовки покачивались примерно на уровне моего носа в такт с хлопающими крыльями.

Мой разинутый от удивления рот медленно растянулся в широкую улыбку.

Даже сквозь шум крыльев я слышал тяжелое прерывистое дыхание Тейлора. Он держался в воздухе, не проваливался вниз, но и не поднимался выше, зависнув примерно в паре ярдов от земли.

Мне казалось, это длилось несколько минут, хотя, наверное, на самом деле считаные секунды. Затем хлопки стали угасать, и Тейлор с хриплым выдохом свалился в траву. Как только он оказался на земле, я ринулся к нему с воплем:

— Получилось! У тебя получилось!

Тейлор сипел и хрипел, не в силах восстановить дыхание. Он скорчился в три погибели, но я видел, что, несмотря на мучительные попытки вдохнуть, сквозь гримасу боли на его лице проступает счастливая улыбка.

— Как это? Что… что ты чувствовал? — сгорая от нетерпения, сыпал я вопросами.

Наконец Тейлор пришел в себя и распрямился, потирая грудь.

— Невероятное ощущение и… странное, — сказал он, все еще тяжело дыша. — Будто меня тянут за плечи вверх, и в то же время земля, словно магнитом, притягивает мои ноги вниз. Проклятая гравитация! — Тейлор слабо усмехнулся. — Может, отрубить к чертям ноги? Избавиться от балласта.

— Боюсь, это несколько усложнит взлет и посадку, — заметил я.

Тейлор попытался сделать пару шагов, но ноги не слушались его, и он просто плюхнулся на траву.

— Эх, неплохо было бы иметь складные шасси, как у самолета, — рассмеялся он, потирая колени.

Я тоже не мог удержаться от смеха, представив, как у меня при взлете складываются и убираются назад ноги, а при посадке, наоборот, выдвигаются вперед, но затем, вспомнив, как птицы, взлетая и садясь, поджимают или выставляют вперед лапы, я подумал, что мысль не так уж и нелепа.

— О'кей, теперь моя очередь, — сказал я. От нетерпения меня даже бросило в жар.

Стараясь в точности следовать технике Тейлора, я расправил крылья, немного присел, мысленно сосчитал до трех и подпрыгнул как можно выше. При первых взмахах я почувствовал, как меня с силой потащило вверх, но в следующее мгновение, как и предупреждал Тейлор, гравитация вступила в свои права: точно какая-то невидимая рука ухватила меня за ноги и поволокла вниз. Вскоре заломило спину и плечи. Мышцы в груди горели огнем, все тело будто вопило: «Перестань! Брось!» — но я продолжал отчаянно бить крыльями.

Как и Тейлор, я завис в воздухе — не падая вниз, но и не двигаясь вверх, — словно к моим ногам был привязан невидимый трос, который надежно удерживал меня на земле. Я попробовал подтянуть ноги к животу, однако это движение нарушило ритмичную работу крыльев, боль пронзила меня насквозь, и я со стоном снова бросил ноги вниз. Из последних оставшихся сил я попытался податься всей грудью вперед и вытянул шею, надеясь, что, может быть, мне удастся протолкнуть тело сквозь воздух параллельно земле, вместо того чтобы взлетать вертикально вверх. Одновременно я чуть изменил наклон крыла так, чтобы при взмахе оно шло не вверх, а вперед. Поток воздуха подхватил меня, словно мягкая прибрежная волна. От неожиданности я ахнул.

Но окаменевшие мышцы больше не слушались. Я согнулся пополам, ноги провалились вниз, крылья больно рвануло в плечах, и я грохнулся с высоты в несколько футов, приземлившись на четвереньки. Крылья безвольно обрушились и распластались на траве справа и слева от меня.

Некоторое время я лежал неподвижно. К горлу подкатила тошнота от переизбытка молочной кислоты в организме. Но постепенно боль и напряжение в мышцах отступили, дыхание нормализовалось, пульс выровнялся.

Тейлор молча сидел рядом, дожидаясь, пока я приду в себя.

Наконец он нарушил молчание:

— Полагаю, ампутация обеих ног больше не кажется тебе такой уж глупой затеей?

С полустоном-полусмехом я поднялся на четвереньки, концы обмякших крыльев волочились по траве. Руки и ноги все еще были слабыми, я неловко перевалился набок и плюхнулся на задницу рядом с Тейлором.

— У меня ощущение, что мы упускаем что-то очень простое и совершенно очевидное, — сказал я, стараясь не показать, как раздосадован неудачей. — И это находится у нас под самым носом, только мы не замечаем.

— Давай еще разок пошарим в Гугле, — предложил Тейлор.

Но когда он потянулся за телефоном, мы одновременно услышали треск сломавшейся ветки. Мы замерли, внимательно вглядываясь в край леса, окружающего поляну, где мы расположились для тренировки. Мне почудилось, что мы находимся уже не на затерянной лесной поляне, а в зоопарке на глазах сотен зевак.

— Движение слева от тебя, — чуть слышно прошептал Тейлор.

Я быстро повернул голову и на долю секунды заметил какую-то неясную тень, промелькнувшую между стволами деревьев. Я повернулся к Тейлору. Мы молча уставились друг на друга. Страх тошнотворной волной окатил нас обоих. От восторга мы совершенно позабыли об осторожности. По-прежнему не проронив ни слова, мы одновременно сползли в высокую траву.

— Как думаешь, это был человек или олень? — шепнул Тейлор.

Я напряженно вслушивался, пытаясь разобрать среди шелеста травы шаги того, кто наблюдал за нами.

— Никогда не встречался с оленем в лесу, не знаю, как звучат его шаги, — сознался я.

Тейлор слабо улыбнулся.

— Уверен, мы услышали бы, если бы к нам подкрался человек, — сказал он. — Помнишь, мы как-то ночью даже койота услышали.

— Мы слишком шумели, могли и не услышать, — возразил я. Рука машинально потянулась к бабушкиному крестику, висевшему под рубашкой. Я прижал его к груди. Недавнее возбуждение растаяло, уступив место досаде на собственное легкомыслие.

— Теперь-то мы не шумим, а я по-прежнему ничего не слышу, — сказал Тейлор.

Прошло еще несколько минут. Мы вслушивались, но, кроме обычного пения птиц, стрекота цикад и шума леса, никаких посторонних звуков не было.

— Думаю, это плод нашего воображения, — в конце концов нарушил молчание Тейлор. — Нечто вроде слуховых и зрительных галлюцинаций от напряжения и усталости.