Дмитрий Емец - Таня Гроттер и Болтливый сфинкс

Стеклянная дверь загса открылась, и появились Шурасик с Ленкой Свеколт, которые были свидетелями. Шурасик со стороны жениха, Свеколт – со стороны невесты.

– Ну что, скоро? – крикнул Семь-Пень-Дыр.

– А куда им спешить? Они бумажки ламинируют… Фервайле дох! Ду бист зо шен! [7]– отвечал Шурасик.

Дыр его не понял, но на всякий случай сделал умное лицо и стал терпеть дальше.

Минут через пять дверь загса вновь распахнулась и вышел сияющий жених, через плечо которого была переброшена невеста. Водитель лимузина посмотрел на атлетичного Гуню, наполнявшего своим телом черный костюм, на его низкий лоб, сломанный нос, густые брови и занервничал:

– А жэних кто? Бандыт? – спросил водитель у Жикина.

– Нет. Волшебник, – ответил Жикин.

Водитель засмеялся, оценив шутку.

– Валшэбнык, да! Я сразу понэл, что валшэбнык!

Гуня враскачку подошел к лимузину и в меру аккуратно, без заметного членовредительства, погрузил в него любящую жену. Любящая жена пискнула. Ленка Свеколт умиленно высморкалась в платок.

– Свадьба – это прекрасно. Цурюк цур натур, так сказать! – сказал Шурасик.

– Какой «цурюк»? – не поняла Свеколт.

– Ты что, не читала «Общественный договор» Руссо? – ужаснулся Шурасик.

– Читала невнимательно, – сказала Ленка.

– Ну да что с вас, некромагов, взять! Вам только результаты вскрытий читать! «Цурюк цур натур» – это назад к природе.

Сорок минут спустя, белым кораблем проплыв по зимнему городу, лимузин остановился у ресторанчика, который на весь вечер сняли Дыр и Жикин. Водитель почесывал лоб, недоумевая, почему в городе в этот час нет пробок и улицы почти пустые.

Зато Шурасик ничему не удивлялся.

– Ну и сколько? – спросил он у Свеколт.

– Две тысячи двести тридцать два, – ответила Ленка.

Именно столько автомобилей заглохло на перекрестках и прилегающих улицах, чтобы пропустить их лимузин.

Ресторан располагался в подвале, куда нужно было спускаться по длинной лестнице с разной величины ступеньками, на которой, наверное, сломал себе шею не один подвыпивший папа Карло. Назывался ресторанчик «Алмазный ключик». Странноватое название, особенно если учесть, что из алмаза ничего выковать нельзя. Зато внутри в большом количестве обнаружились самые обычные ключи, привязанные за веревочки и прибитые гвоздями к низким балкам.

– Что это тут за царство Бессмертника Кощеева? – капризно поинтересовалась Гробыня.

– У них концепция такая. Если у кого-нибудь есть ненужный ключ, который ничего уже не открывает, а лишь отягчает память, его можно оставить здесь! Привязать где-нибудь! – авторитетно сказал Жикин.

Светка восхитилась и побежала привязывать ключ. Правда, потом оказалось, что вместо ненужных ключей она привязала два нужных, а отвязывая их, перепутала и отвязала два чужих.

Их уже ждали. Три стола были сдвинуты вместе и покрыты общей скатертью. Около столика, пощипывая нарезанную колбаску, паслись две девушки-официантки.

– К нам нельзя! У нас заказ! Свадьба! – сказали они Гуне.

– Свадьба – это я. То есть я – это жених, – сообщил Гуня.

Ему не сразу поверили. Видимо, у Гуни был вид человека, вступить в брак с которым рвались немногие.

– А где невеста? – спросила та из официанток, что была посмелее.

Гуня молча повернулся.

– Я невеста! – сказала Гробыня, которую Гуня снова нес на плече.

Девушки быстро дожевали колбасу, и справедливость была восстановлена.

Вскоре стали собираться те гости, что не смогли приехать раньше. Первым из новой партии прибыл Демьян Горьянов. Он поздравил Гробыню с Гуней и, по их просьбе, отсел за шторку, потому что вид у него был кислый, а из кухни ресторана уже донесся печальный вопль. Следом за Демьяном появился Кузя Тузиков с большим букетом роз, который вручил почему-то не Гробыне, а Гуне.

– И чего мне с этой фигней делать? – спросил Гуня. – Лучше б ты протеин купил!

Тузиков жестом фокусника распахнул пальто и показал большую железную банку. Оказалось, что протеин он купил тоже.

Рядом с Кузей Тузиковым шла девушка в темном пальто, темных джинсах, темной шапке и темных очках. Это была Лиза Зализина, которая тотчас громко пояснила всем присутствующим, а потом каждому по отдельности, что они с Кузей не вместе, а просто встретились на лестнице.

Затем она поздравила Гробыню с началом семейной жизни, прозрачно намекнув, что и сама была когда-то счастлива, пока некоторые негодяйки не разрушили ее жизнь. Выслушав вежливый вздох Гробыни и приняв его во внимание, Лизон нашла свободный стул, села и стала с аппетитом есть салат. Заметно было, что Лизон наслаждается тем впечатлением, которое производит на окружающих.

– Интереснейшая личность, если разобраться! – негромко сказал Ленке Шурасик.

– И чем она тебя интересна? – спросила Свеколт, пытавшаяся от нечего делать оживить жареного цыпленка в тарелке у Семь-Пень-Дыра.

Видимо, отчасти ей это удалось, потому что когда Дыр попытался вонзить в него вилку, цыпленок врезал ему крылом в челюсть.

– Лизон явно подпитывается собственными несчастьями. Вампирит, но не кого-то извне, а саму себя. Всякое горе кажется ей в сто раз больше, чем оно есть, а всякая радость в сто раз меньше.

– Я это давно поняла! – согласилась Ленка. – Она для того и выжила Бейбарсова из своей жизни, чтобы быть несчастной. Законно несчастной, я имею в виду. Конечно, можно сказать, что Глеб ушел сам, но, на мой взгляд, перетягивание каната исключительно групповой вид спорта.

Зал постепенно наполнялся. Прилетели Верка Попугаева и Дуся Пупсикова. Следом за ними – Жанна Аббатикова, тотчас оттянувшая Свеколт за рукав куда-то в угол и начавшая с ней шептаться.

Услышав тревожно-блеющее «Ге-е-е-еб!!!», с неосторожной громкостью произнесенное Аббатиковой, Лизон перестала жевать и принялась жадно прислушиваться, но у нее внезапно сильно заболело ухо, и она невольно отвлеклась.

Затем подвалила большая и дружная толпа, прибывшая из Тибидохса в крылатом дилижансе Медузии Горгоновой: Маша Феклищева, Катя Лоткова, Пипа и Генка Бульонов. Все были до крайности раздражены на малютку Клоппика. Оказалось, что, пока они летели, дверца древнего дилижанса оторвалась и малютка Клоппик выпал с высоты около двух километров. Двадцать минут они проискали его в бушующем океане, сами чуть не утонули, после чего обнаружили, что Клоппик, оказывается, мирно отсиживался в ящике на козлах дилижанса.

Ругая Клоппика, они даже забыли, по какому поводу прилетели в Москву. Пипа вспомнила первой и кинулась обнимать Гробыню.

– Бабуля, я так рада! Так рада! – восклицала она, тиская Гробыню как пластилиновую зверушку.

– Какая я тебе «бабуля»? Берегись теперь сама, дедуля ты моя! – отвечала Склепова.