Дмитрий Емец - Таня Гроттер и проклятие некромага

– Эй, ну и где вы там? Мы уже почти прилетели! – свешиваясь с дракона, крикнул Соловей.

– У Ваньки пылесос заглох!

– И где он?

– Пылесос? В океане. Ванька – здесь.

Старый тренер усмехнулся. Как все игроки старой школы, к техномагии он относился с недоверием. Что это за вещи, которые разваливаются после десятка лет службы?

– Контрабас-то выдержит? Пусть пересаживается ко мне! – предложил он.

Таня не видела лица Ваньки, но почувствовала, как тот недовольно заерзал.

– Контрабас выдержит! – сказала она уверенно.

Тангро, вертевшийся рядом с Ванькой, отреагировал на приближение Искристого, как пилот истребителя на большой бомбардировщик. Беспокойный, как оса, он принялся нарезать вокруг дракона круги, норовя ужалить его пламенем в живот, в шею, в хвост.

– Слон и Моська! – сказала Таня.

– Мамонт и бешеная Моська! – поправил Ванька.

Уточнение, надо признать, небольшое, но существенное. Ваньке пришлось приложить немало усилий, прежде чем Тангро согласился оставить Искристого в покое. Соловей свистнул и, развернув дракона, умчался. Таню удивила непринужденная ловкость, с которой старый тренер – одним лишь свистом, без магии и без удил – управлял Искристым. И это при том, что сын Гоярына считался драконом непредсказуемым и излишне горячим, впрочем, как и другие сыновья своего папы.

Таня подняла смычок. Они летели почти над самой водой. Выше перегруженный контрабас подниматься не желал. Ванька, конечно, не был шкафом а-ля Гуня или подъемным краном а-ля Бульон, и все же мелким его никак не назовешь. Рост у него по нынешним временам был средневысокий – метр восемьдесят.

– Кому сто восемьдесят сантиметров любителя животных? Единственное отрицательное качество: тихо играет на барабане! – вопил иногда Ягун, когда ему в очередной раз вожжа попадала под хвост. Хотя, по большому счету, это было постоянное место ее пребывания.

Океан внизу казался ненастоящим. Таня подумала, что настоящее в отдельных случаях выглядит менее реалистично, чем ненастоящее. А раз так, то и настоящее чувство тоже должно отличаться от эталонного, экранного. От той драматической романной любви, которая заставляет нас растирать по лицу клейкую слизь из носа и ронять горькие слезы на сардельки с кетчупом.

Неожиданно Таня ощутила грудью упругий толчок, который испытывает маг, впервые пролетающий Грааль Гардарику . По перстню Феофила Гроттера меланхолично скользнула искра. Прямо по курсу из тумана выплыл остров.

Остров лежал посреди свинцового океана, сотворенный из пены и мглы. Его обрывистые берега выступали из воды. Волны разбивались о них, как наступающие рати. В поражениях, которые бесконечно терпел океан, было что-то философски-спокойное.

«Чего ты вздулся на мне, каменный прыщ? Ты жутко меня раздражаешь. Все равно я тебя залижу, и через сто тысяч лет тебя не будет! Главное – упорство и время. И то, и другое у меня есть», – шептал океан голосом волн.

Тарарах снизился и, выбрав выше по склону ровный участок, спрыгнул с зависшего над скалами ковра. Молодой дракон Соловья вел себя нервозно. Шипел, выдыхал пламя и едва не превратил играющего комментатора в неиграющий шашлык, когда тот попытался сесть на пылесосе рядом.

– Скотина бессловесная, она и в Африке скотина бессловесная! Я-то думал: ты меня любишь! – укоризненно сказал ему Ягун.

Дракон подтвердил свою любовь еще одной струей, от которой Ягун спасся, бросившись на землю. Старый тренер заклинанием пригнул морду дракона к земле и натянул на нее пламягасительный намордник.

– Он нервничает. Советую всем держаться от него подальше, – сказал Соловей.

– И почему он нервничает? – спросила Таня.

Ванька спрыгнул первым и помог ей не разбить днище контрабаса о камни.

– Поверь, повод есть! – ответил Соловей кратко и, не оборачиваясь, пошел вверх по склону.

Присмиревший Искристый тащился за ним. Заметно было, что он ощущает себя не особо уверенно.

– А зачем было брать с собой дракона? Пролетать малыша? – напирал любопытный Ягун.

– Чтобы поймать дикого селезня, используют домашнюю уточку, – таинственно прогудел Соловей.

– Искристый не очень-то похож на домашнюю уточку!

– Это потому, что ты еще не видел селезня, – сказал Соловей и никаких объяснений больше не давал.

Ягун попытался заскочить на пылесос и лететь за группой на малой высоте, но старый тренер замотал головой.

– Никакого шума!

– Почему? – спросил Ягун.

Соловей не ответил. Комментатору вновь пришлось спрыгивать с пылесоса и тащить его на себе. Ягун был этим крайне недоволен. Зато довольна была Таня: ее контрабас Ванька нес на себе.

Шагов через сто Соловей остановился. Впереди была растрескавшаяся скала, покрытая мхом. По цвету она напомнила Тане сероватый скульптурный пластилин. Оказавшись у скалы, Искристый повел себя странно. Он прильнул грудью к земле и вытянул шею. Изумленная Таня увидела, как дракон нежно дышит на камень. Изморозь на камне медленно таяла, соприкасаясь с теплым дыханием.

Не менее странно вел себя и воинственный Тангро. Выцарапавшись из Ванькиных рук, он задиристо покосился на Искристого, дескать: «Ну все, дылда! Ты попал!!» – и тоже стал выдыхать огонь на камень. Причем не обычными кинжальными струями, а розоватыми, широкими, скорее согревающими, чем испепеляющими.

Поведение Искристого и Тангро показалось Тане необъяснимым. Она вопросительно покосилась на Ваньку, но тот лишь загадочно улыбался. «А ведь знает! Знает, но не скажет!» – подумала Таня с досадой.

Она хотела что-то сказать, спросить, но Тарарах положил ей руку на плечо.

– Тш-ш! – шепнул он тем бесподобным суфлерским шепотом, который слышен даже на галерке.

– Что?

– Посмотри под ноги. Осторожно! Никаких резких движений!

Таня опустила голову. В метре от ее ног скала треснула в двух местах. Очень медленно трещины стали расползаться. Несколько секунд в глубочайшем недоумении Таня смотрела на них, пока внезапно не осознала, что произошло в действительности. Скала открыла глаза .

Таня поспешно шагнула назад и – самое время. Скала стремительно взметнулась и нависла над ней. Ягун замешкался и, подброшенный на десяток метров вверх, едва успел произнести ускоренное тормозящее заклинание.

– А-а-а! Скальный дракон, мамочка моя бабуся! Я сошел с ума! Усыпите меня кто-нибудь! – завопил он сверху.

– Да. Отличный скальный дракон. Немного заспанный, немного контуженный, но несколько ведер ртути приведут его в чувство, – подтвердил Тарарах.

Но дракон и без ртути с каждой секундой демонстрировал все большую подвижность. Скалы – или скорее то, что казалось скалами, – вздыбились. Дракон поднялся на лапы. Раскинул крылья. Полетели мелкие камни. Дракон был огромен. Искристый рядом с ним казался рахитичным недомерком, который соглашается есть манную кашу только в присутствии взбешенного папы.