Лев Квин - Было — не было

И еще Гешка увидел других партизан. Низко пригибаясь, они перебегали через дорогу и исчезали в кустах на той стороне…

— Ноги держат? — спросила Клаша, чуть улыбаясь.

Он присел, подпрыгнул.

— Вроде держат.

— Ну, беги! — подтолкнула легонько. — Беги-беги, сейчас тут жарко будет.

— А можно, я…

— Нет! — сказала Клаша твердо, и он понял, что, проси не проси, все равно ничего не выйдет. — Ну!

И он побежал.

Откуда-то сбоку из-за деревьев выскочил Ленька, присоединился к нему.

— А я уже петлю на веревке завязал, — горячо убеждал он друга на бегу. — Если бы не партизаны, я бы ему на шею кинул и как потянул бы…

И хотя Гешка прекрасно понимал, что ничего такого Ленька не сумел бы сделать, да и, скорее всего, даже не попытался бы, лежал, наверное, полумертвый от страха на самом дне ямы, все равно ему было приятно. Как хорошо, что он улетел в прошлое не один, а вместе с Ленькой!

Позади затрещали выстрелы, тяжело ухнули разрывы гранат.

— Скорее!

Тут Леньку не надо было ни подгонять, ни упрашивать. Он понесся со всех ног, легко обогнав Гешку. Когда тот подбежал к машине, она уже стояла освобожденная от скрывавших ее веток.

— Скорей! — умолял Ленька. — Скорей! Догонят, поймают! Уконтра… Как она сказала?

— Не уконтрапупят, не паникуй! — Теперь, когда Гешка держал рукоятки машины времени, к нему вернулась обычная самоуверенность. — Не до нас им. Слышишь?

Стрельба в лесу все разгоралась. К беспорядочным винтовочным выстрелам присоединилось мерное татаканье пулемета.

— Вот черт! — Гешка, морщась, пососал ладонь, разодранную до крови в неравной схватке с колчаковцем. — До чего додумались — под наших маскироваться!

— Не маскировались они… Ну, скорей!

— Как это не маскировались? А старшинские погоны? Я же сам видел.

— Скорей, Гешка, не возись так! — простонал Ленька. — Погоны тогда носили белые, а у красных никаких погон не было.

Гешка не поверил:

— Ну да!

— Видел ты у Чапая погоны? Или у Петьки?.. Ой, скорей! — Ленька чуть не плакал.

— Правда! — вспомнил Гешка. — Не было у Чапая погон. Значит, я ошибся, — признал он наконец. — Нет, не стоит в гражданскую. Одна только путаница. Давай лучше в Великую Отечественную без пересадки. Там, по крайней мере, все ясно. Наши так наши, фашисты так фашисты! Поймаем гитлеровского диверсанта — звездочки золотые на грудь. Запросто! А потом домой, поужинаем — и в будущее. С золотыми звездочками нас там знаешь как встретят!

Ленька сидел ни жив ни мертв. Ему опять послышались те самые звуки: хо-хлоп, хо-хлоп. Он боялся сказать об этом Гешке: вдруг тому снова взбредет в голову ловить колчаковца? Он боялся не сказать об этом Гешке: вдруг враги появятся раньше, чем он успеет повернуть рукоятку машины?

Он не знал, что делать.

Гешка еще разглагольствовал о геройских подвигах, когда на поляну вдруг вынесся верховой на взмыленном коне. Тот самый, с погонами старшины. Они увидели друг друга одновременно и замерли на какую-то долю мгновения.

Колчаковец первым пришел в себя. Выхватил саблю из ножен и с диким гиканьем понесся в атаку на странной формы кресло с двумя ребятишками на нем.

— Гитлер капут! Гитлер капут! — успел еще крикнуть Гешка перед тем, как крутануть рукоятку.

Конь заржал и остановился на всем скаку.

Колчаковец, привставший на стременах, не удержался, перелетел через голову коня и на лету треснулся спиной о щербатый пень.

Вскочил, ругаясь, и обмер. Рука сама собой сотворила крестное знамение, единственное ему известное средство спасения от нечистой силы.

На том месте, где только что стояло кресло, ничего не было.

Совсем ничего.

Ровным счетом ничего!

И все-таки обидно. За Гешку обидно, за Леньку. Верно, ребята?

Неудачно слетали они в свой первый полет на машине времени. И, главное, сами виноваты.

Вот вы, ребята, конечно, сразу разобрались бы, что дядька тот рыжебородый — предатель.

Верно?

Уж вы-то колчаковца этого наверняка сумели бы одолеть. Что тут трудного? Выхватить у него пистолет — раз! Прицелиться — два! Крикнуть «Руки вверх!» — три!

Не так, что ли?

А вот Гешка с Ленькой не смогли. Интересно, почему? Они ведь тоже, как вы, считали, что и разобраться во всем сумеют, и колчаковца пленят…

И все-таки не разобрались, не пленили.

Почему же? Почему?

Машина времени — это вам не какой-нибудь скрипучий тихоход. Закрыл глаза, открыл снова — и уже перенесся вперед на многие годы. И лес вроде тот же, и небо такое же, с теми же белыми барашками-облачками на нем. А пролегло между тем временем и этим лет двадцать, не меньше.

Гешка был в этом убежден. А вот Ленька все еще не верил. Не решаясь сойти с машины времени, пристально вглядывался в тенистую глубину леса: не притаился ли там колчаковец?

— Его и на свете-то нет! — уверял Гешка. — Давным-давно уже капут.

Как ни соблазнительно было бросить Леньку здесь, в кресле, и уйти за золотой звездочкой одному, он все же не решался. Опыт первого путешествия убедительно говорил, что лучше не разлучаться.

— А чем ты можешь доказать? — все еще колебался Ленька.

Еще и доказывай ему!

— Вот, смотри: здесь были кусты. А теперь что?

В самом деле, машина времени стояла в густой тени высоких многолетних деревьев…

Уговорил он все-таки Леньку, сполз тот с машины.

А когда они вдвоем, прячась за стволами деревьев, осторожно подошли к продвинувшейся за эти годы в сторону холмов опушке леса, то окончательно убедились: да, машина времени действует безотказно.

Бывшая деревня неузнаваемо разрослась во все стороны. Деревня? Да никакой деревни уже не было. Вместо нее стоял город. Не такой еще, конечно, большой, каким его знали ребята, но уже знакомый.

Пускали в небо клубы бугристого дыма высоченные трубы химкомбината — когда Гешка был маленький, он думал, что на комбинате из дыма делают тучи и облака…

По железнодорожному мосту с ажурными переплетениями пролетов, сосредоточенно пыхтя, тащился непривычно маленький паровозик, сам невзрачный, закопченный, зато с большими ярко-красными колесами…

А вот…

— Школа! — запрыгал Гешка в восторге. — Наша школа!

Белое здание школы, еще не совсем достроенное, без крыши, стояло недалеко, за холмом. Со всех сторон к будущей школе вплотную подступали поля, и лишь с одной, там, где пролегал пыльный большак, выстроились длинные ряды деревянных бараков, похожих отсюда на караван судов в зеленом море.

А где же та дорога, по которой скакал из деревни колчаковец? Вместо нее была железнодорожная насыпь. На ней поблескивали новенькие, еще не успевшие потускнеть рельсы.

Пока ребята стояли так и весело переговаривались, узнавая дома и целые улицы, через насыпь, чуть позади них, перебрался худощавый паренек в железнодорожном кителе, слишком длинном, слишком просторном, слишком широком в плечах. Лишь рукава в самый раз — потому что подвернуты.