Варвара Еналь - Пустыня Всадников

Люк поклонился. Он не имеет права возражать отцам клана.

Осталось только рассказать о Городском. Вторая трудная задача.

— Мои братья встретили в лесах Городского мужчину. Тот поначалу хотел отобрать у них плату, но им всем пришлось столкнуться с множеством опасностей. С Вурногами, с ящерами, с ополченцами. Городской ушел из Города — нарушил правила, и ему пришлось уйти. Он помог моим братьям и разделил с ними трапезу. Теперь он считается другом через трапезу, потому что Правила священны.

Тут оба отца, Люк и Инак одновременно поклонились, сложив ладони перед грудью. Знак почтения перед Настоящей Матерью.

— Я подстрелил Городского, когда увидел его рядом с моими братьями. Я не знал, что он стал другом через трапезу, и потому направил на него свой арбалет. А мои репы всегда достигают цели. И потому пришлось забрать Городского с собой в семью, чтобы моя мать перевязала его раны.

Благодушие мигом слетело с лиц отцов. И Рик и Зик оба нахмурились, Зик спросил:

— У тебя ума не стало, что ли? Как ты мог привезти дрянь Городскую в Камлюки?

— Мне надо было доставить продукты. Я не мог задержаться с ним в лесу. И оставить тоже не мог — он разделил с нами трапезу. Это Священное Правило, он наш друг.

— Первый раз такое слышу. Видит Настоящая Мать — первый раз, — проговорил Рик. — Ты уверен, что он разделил трапезу? Может, ты ошибся?

— Так сказали мои братья, а я им верю. Вместе с Городским была его дочь, девушка, совсем молоденькая. Она тоже сейчас в семье. Но это не опасно. У Городского песчаная лихорадка, дни его сочтены. Потому могила его останется в нашей семье, а девочка… видимо, тоже останется у нас. Деваться ей некуда, она покинула Город по своей воле, не по нашей.

— Это тоже будет решать совет, а не ты. И сильно сомневаюсь, что ей разрешат остаться в Камлюках. Перевезем к берегу Соленой Воды и отпустим, пусть идет на все стороны, — решительно сказал Зик и кинул в рот еще один кусок ароматной смолы.

— Тогда я женюсь на ней. Все равно я собирался выбрать себе невесту на Затмение.

— Ты же хотел взять дочь Магеди-Ника? — спросил Рик.

— Я не обещал, и договора не было. Подарков тоже не было. Я думал, и я передумал. Если Городской умрет, я возьму в жены его дочь. Я сказал. У меня будет семья, у меня будут дети. И плата должна остаться в моей семье. Я сказал.

Люк повернулся и зашагал к своей машине.

Хамур задуй этих клановых отцов! Не выйдет у них забрать плату из семьи Люка. Не выйдет — и все!

В крайнем случае он женится на светловолосой. Она сирота, значит, не надо собирать на подарки, ублажать отца и членов семьи. Можно взять просто, без особых церемоний. И когда она понесет ребенка, Люк тоже станет отцом клана. И пусть только попробуют заикнуться о плате!

Сделав несколько шагов, Люк остановился и обернулся. Зик и Рик уже склонились над контейнерами, разглядывали семена и тихо переговаривались. Инак стоял рядом, скрестив руки на груди и скорчив презрительную мину. Он не участвовал в вылазке, у него еще не было своего дракона. Поэтому мог только выпячивать губу и щелкать языком: мол, он бы повернул все гораздо лучше. Люка временами злили такие выходки приятеля, а временами хотелось плюнуть и пожелать «вошей вашей матери» да и не думать особенно.

— Хэй, а моя доля? — зычно крикнул Люк отцам клана.

Рик поднял голову, одобрительно улыбнулся и показал раскрытую левую пятерню, изувеченную в одной из стычек с Городскими. Раскрытая ладонь означала, что все будет в свое время.

Люк кивнул и поспешил к Енси. Значит, разделят зерно и бобовые и привезут к вечеру. Отцы всегда делили добычу справедливо, это тоже было одно из правил, оставленное Отцом Неба Ким-Киганом.

Теперь — слетать за водой и можно будет поспать.

Матери Люк коротко сказал, что все славно, и принялся таскать водные наполнители — высокие пластиковые контейнеры с узким горлом и удобной ручкой, которые в свое время забрали из Городов. Заполнил все грузовое седло Енси, свистнул, призывая Ника. Тот возился у костра, помогая с завтраком. И Енси покинул домашнюю стоянку, увозя на себе двух Всадников.

Набрать воды — и вовсе дымное дело. То есть как для Енси выпустить дым из пасти.

Долетели до острова, приземлились на небольшом пятачке у водопада и выставили наполнители под прохладные, звенящие струи. Заодно и сами нырнули чуть ниже по течению — освежились, напились, отмылись. Люк выстирал свою рубашку, отмыл мылом голову.

А после загрузили воду на дракона и взмыли в небо. Можно будет вернуться сюда вечерком, прихватив светловолосую и сестер, и славно порезвиться на закате Светила. Фруктов поискать, хотя на острове их не так уж и много, в основном орехи да цветы.

Дракона посадили около загонов мьёков, где ночевала младшая сестра Тигаки, и быстро перелили воду в поилки. Люк какое-то время стоял и смотрел, как торопливо опускают морды мьёки и шумно фыркают, поглощая драгоценную влагу. Тигаки заверила, что ночь прошла спокойно, все животные на месте. Еще раз оглядев беременных маток, которые должны были через несколько дней дать долгожданный приплод, Люк вернулся на машину. Ник предпочел остаться с сестрой, и это было кстати. Иногда ей нужна была помощь.

Ма уже приготовила сытный завтрак — запекла мясо на тонких палочках, перемежая его листьями симогу и щедро посыпав приправой. Готов был и кинель.

— Проголодался страшно, ма, — проговорил Люк, опускаясь на скамью за столом. — Как там Городские?

— Спят оба. Но мужчина плох. Песчаная лихорадка может убить его. Что тогда делать будем? — мягким голосом спросила ма и посмотрела на Люка.

Он уже привык, что ма спрашивает совета у него, надеется на него и вся ответственность за семью лежит на нем. Привык решать быстро и стоять на своем. Потому и сейчас ответил не колеблясь:

— Тогда похороним его на нашем кладбище, около Больших камней. А девочка останется в семье. Ей ведь некуда идти.

Мать понимающе кивнула, но после заметила:

— Она может не захотеть остаться у нас. Все тут ей будет чужим. У нас другой народ и другие правила. Кто знает, захочет ли она разделить правила другого народа. Мы ведь всегда были ее врагами, сын.

Ну конечно! Они всегда были врагами. Только Люк почему-то об этом постоянно забывает.

Отхлебнув кинеля из чашки, Люк поднялся, направился к лежанке под навесом и бросил через плечо:

— Ей придется привыкнуть. Другого выхода нет.

— Тебе чего надо? — покрасневшие глаза Люка блестели дико и зло.

Упавшие на лоб длинные волосы четкими линиями пересекали смуглое лицо, делая его резким и недружелюбным.