Алексей Гедеонов - Случайному гостю

Улыбнуться попыталась только Вакса. Вышло плохо.

— Silentia! — сказали мы с Гостем хором. Заклятия столкнулись в воздухе и покружив, осыпались серой пылью прямо на Венок. Долетев до свечей, пыль вспыхнула тысячью ярких точек.

— Красиво, — буркнул Витя. — Огни бенгальские, блин.

И тётя Женя навалилась на него всею спиною.

— Сейчас другое время, — сказал я, голос мой вырывался из меня словно программа «Время» из «Весны» — с помехами. — Справки могущественнее.

— Ну-ну, продемонстрируй, — довольно беззлобно сказал Гость.

— Э-э-э, — протянул я.

— Так и помолчи, — попросил Всадник.

Он хлопнул в ладони, и в тёти-Жениной комнате что-то стукнуло в ответ.

Второй хлопок в ладоши — и в руках его оказалась необычной формы гитара, я вспомнил Ормянскую…

— Время спеть пару пса́льмов, — объявил наш Гость и прокашлялся. — А то тишина у вас — гробовая какая-то. И ветра не слыхать… Я так понял — танцев не будет?

Тётя Зоня попыталась налить компота в стакан, но лишь разлила его по скатерти. Со второй попытки ей удалось, и она, цокая зубами о стекло, припала к узвару.

Струны издали длинную минорную трель, затрепыхавшись под пальцами гостя.

Гость запел, и в голосе его так странно прозвучали и флейта заката, и вся нежность вечера, и ужас перед той — самой яркой Звездой, чей восход он приветствовал.

В это время бабушка тронула камею, та едва блеснула зелёной искоркой. Бабушка провела пальцем по губам и успела показать им куда-то вверх. Я послушно посмотрел вслед ее жесту — привязанная к рожку люстры, над нами раскачивалась белая роза.

«Масонство какое-то, — подумал я. — Мы под розой, вроде не Иванов день».

Гость выводил длинную руладу о просьбе очередного триллинга и казался полностью погруженным в каталанскую канцуну.

«…Под розой… — раздался шёпот, — таемница…» [135] «Сказанное под розой останется тайной» (средневековая формула).

Бабушка улучила момент и посмотрела на меня в упор.

Я слышу её иногда… почти всегда, часто.

«Молчание…» — донеслось до меня, и гул чужого Дара прервал всё.

Гитара завершила гимн чувственной кодой. Тётя Зоня похлопала. Витя отпил узвару.

Гость хитро улыбнулся. Кузина Сусанна взяла себе вайнэпфель и стала кромсать его на крошечные кусочки.

— Значит, будем молчать? — спросил Гость, адресуясь к бабушке.

Та глянула на него свирепо и опустила глаза.

— Ой-ой, — протянул Гость. — Прямо съела взглядом. Раньше надо было смотреть, внимательнее. А то всё болтали… балабонили, заклинали. В общем, перехожу к существу вопроса, гхмм. Я вижу — мне не рады и это тяготит. Мне нужен третий, вот этот болтливый, — он ткнул в меня пальцем, украшенным кабошоном. — И зеркало.

— Две дули! — не медля ни секунды заявил я.

Старые сёстры оживлённо закивали, так и не открыв рты.

Гость снова обвёл всех нас взглядом, тяжёлым, словно несправедливое обвинение. Выдохнул сквозь зубы с присвистом и побарабанил пальцами по скатерти — та немедленно встопорщилась, блики от его перстней прошлись по стенам, словно выжигая на них крошечные, болезненные клейма.

— Вот ведь змеиное племя, — сказал он и отставил гитару на пол; не устояв у стула, она упала, жалобно гудя и вздрагивая всеми струнами. Всадник глянул вниз, под ноги.

— Что ж, придётся идти долгим путём, — сказал он. И, порывшись в складках плаща, извлёк флейту…

— Не надо класть грязное на стол, — сказал я. Бабушка нахмурилась.

— Она, — сказал Всадник, — не грязная. Она — Тростниковая.

— То есть плохо хранит секреты? — между делом спросил я. Крошки и узоры на скатерти явно пытались сложиться в какое-то слово…

— Получше чем некоторые. Поверь мне… — надуто сообщил Гость.

— Не поверю ни за что, — произнёс я. — Ну как можно верить ветру? Ведь ты дуешь во все стороны…

Всадник осерчал.

— Я, — сказал он с известной важностью, — Северный ве…

— Теперь я знаю имя, — довольно сказал я.

— Только одно, — угрожающе произнёс он. — Только одно, гадёныш.

Тут Витя свалил графин с компотом. Он разлетелся на тысячу кусков, грохнув об пол как бомба.

— Здесь всюду музыка, — произнёс Гость, и в нём мелькнуло нечто Евино. — Я слышу чужую музыку даже из-за моря, я прихожу за музыкой. Эта очень старая… Откуда она? — крикнул он в бабушкину сторону. — Пусть умолкнет немедля или, клянусь, — зазвучат иные песни!

Бабушка отделалась презрительной улыбкой и потрогала гемму. Кузина Сусанна скопировала эту улыбку с величайшей точностью, но за неимением геммы лишь оторвала верхнюю пуговицу с жакета.

— Камешки тут не помогут, — улыбнулся не менее презрительно Гость. — Сомневаюсь чтобы тебе вообще, что-нибудь помогло, Хозяйка. — И он взмахнул полой плаща.

Бабушка молчала. Я прислушался — все звуки за окнами: разговоры, машины на улице, радио у Вороновских и вечный пылесос из квартиры девять — все умолкли, все, кроме одного: в небе, полном холода, дыма и снега пел Рог. Охотничий. Тишина внимала ему.

Чёрная Работа: свинец, Сатурн, Суббота. Это алхимия — не только наука, но и искусство. Четыре элемента Работы соотносимы с металлами: Огонь — с золотом, Воздух — с серебром, Вода — с ртутью и Земля — со свинцом.

Элементы соотносятся с качествами людскими — это Старая Книга, раздел «Дракон и Дева». Огонь связан со Знанием, Воздух — со Смелостью, Вода — с Желаниеми, Земля — с Молчанием. Огонь — это ум, способность мыслить, постигать и воплощать, что подразумевает мудрость и знание, а знание — кульминация человека. Воздух — это смелость, храбрость, тяга и дорога к знанию, импульс, бесстрашие и вера. Вода — желание. Переменчивое и вечное. Сопровождающее людей с рождения и до края бытия, чтобы в пустоте возникнуть вновь. Истинное желание есть любовь, а она всемогуща, не знает суеты, и направляет смелость по пути к мудрости и созиданию — которое для магика и есть вершина дел.