Алексей Гедеонов - Случайному гостю

Часто в молчании силы больше, чем в словах — это пифагореи, послушники тишины. Ибо оно — начало. Безвидность и основа. Нижняя ступень. Испытание и терпение. Ведь в многословии гаснет сила желания, истинная храбрость неразговорчива, шум отвлекает от знаний. Следует помнить: оступившись, легче всего вернуться на стезю именно в молчании, чтобы лучше слышать, яснее видеть и понимать скрытую суть.

Бабушка молчала.

Гость неожиданно резко вновь сунул руки в недра плаща. Яна пискнула. Вакса попыталась издать шипение, но закашлялась. На свет явилась чёрная повязка.

— Вот ведь память, — сказал Всадник и поцокал языком. — Как портят её эти ваши старушечьи штучки. Едва не позабыл, и всё не мог понять, почему, — он усмехнулся и розмарин на подоконнике дрогнул. — Заба-авно!

Он задрал лицо к потолку и заносчиво произнёс:

— Твоя магия старая! Старая — такая же, как ты. Твои кобылы сдохли! Па́ли!

Прямо из воздуха явилась давешняя руна — я с интересом уставился на неё, хотя я вообще-то руны не люблю. Уж очень они нордически немногословны. Руна покрутилась мгновение, обрела чёткий и весомый металлический облик и свалилась прямо Всаднику на макушку.

— Ай! — вскрикнул Король Охоты, и крик его подхватила невидимая свора за нашими окнами. — Ведь больно! — И он потёр ушибленную голову. — Старая дура!

Свечи в венке горели ясно. Крошечная босоногая девчонка с рыжими кудрями до пят выплясывала — перепрыгивая с Ангельской свечи на Пастушью — свой вечный танец.

Гость долго смотрел на неё, затем потряс головой и потёр ладонь о ладонь…

— Опять чуть не забыл, — сказал он и плавно подбросил повязку вверх…

Она обернулась дымом и пеплом. Бабушка, кузина Сусанна и я моментально закрыли глаза. Я успел заметить как Вакса прячет морду у брюха. «Играет в ежа», — с уважением подумал я о кошачьей безмятежности.

Посчитав до десяти, я снова открыл глаза. Гость сидел на том же месте и ласкал свою гитару. Струны говорили про апельсиновые рощи, полнолуние и прохладный ве…

— Я, конечно, не божество, — послушав звон струн под своими пальцами, проговорил Всадник. — Но на небе давно, да. Перевидал множество трюков, можно сказать поднабрался.

Бабушка произвела лицом некую гримаску и опять скромно опустила глаза вниз.

— Так я могу исполнить ваши желания… Понимаете?

Над столом пронёсся вздох. Абажур качнулся, и лампочка в нём несколько раз зловеще мигнула. Вакса и я поглядели на отчаянно сражающийся с тьмой светильник.

«Сила электрична», — мелькнула у меня мысль.

Не успевшие закрыть глаза, сидели у стола с блаженными лицами — страх, досада, боль — всё стёрлось из их, окутанных дымом и прахом, глаз. «Каким то они его видят?» — подумал я.

— …Вы слышите? — спросил Гость ещё раз. — Желания!

«И гитару опять взял, — подумал я, — с чего он такой добрый?»

— Что, все? — спросила тётя Зоня и окинула его подозрительным взором.

— Ну я сделаю, что смогу, — в конце концов есть и ограничения, лимит, — потерзав струну заявил Гость.

— Я так и жнала, — почти прошептала Яна, — туфта одна.

— Фестал! — торжественно произнесла тётя Женя. — Его так трудно достать, просто ужас. И наверно курантил тоже… и колготки, колготки, да, на большие размеры. Хорошо бы ещё оправу для очков, неброскую. Да, и сапоги. Хотя бы югославские — но уже не смею и просить.

— Бронзовую люстру, — прикусив верхнюю губу, прошептала тётя Зоня. — Чтобы такая со свечками, ну с лампочками — ну, в общем, понятно…

Неля побросала на стол клипсы и браслеты.

— Я бы хотела выходных побольше… и поспать… А ещё? Дублёнку! Такую, средней длины, с кудрявым мехом, с аппликациями и… и… и шапку лисью! — победно сказала она.

Витя оторвал себя от графина с компотом, каким-то образом вновь оказавшемся на столе. — Я бы хотел хорошо писать контрольные, все. И целый год.

— От дурня так дурня! Контрольные… — безапелляционно заявила Яна. — Это з кому нузно? Фто это за зелания! Вот я хочу видик!!!

— Ваши желания невкусные и совершенно бескрылые, и как же вы… — подытожил Гость и обвел собравшихся широким жестом. Кабошон сверкнул радостно-голодной искрой. — Вы, людцы, всё ничтожнее год от года… Что это за просьбы? Люстра, какие-то контрольные, выходной, таблетки — вот ведь чушь, даже стыдно исполнять, просто удивительно, что никто не попросил корову. Но я обещал… — и он потрогал дудочку.

— А вы что же молчите? Хозяйка дома? Вам что, ничего не нужно? У вас уже совсем нет желаний? — сварливо спросил Гость. Молчание под абажуром, казалось, загустело. Я отхлебнул чаю и с интересом уставился на чашку — она напомнила мне какую-то мысль.

— Тогда самое время поговорить о подарках, — сказал Гость и прибавил голосом мора, голода и бойни. — Так. С кого бы начать? Вот ты, болтун? Что ты хочешь в подарок и каков твой дар?

Над столом казалось пролетел легкий ветерок и запахло можжевельником и розмарином.

«Память, — подумал я. — Он взывает к нашей памяти».

— У меня есть имя, — сказал я. — И ты задал мне сразу два вопроса, а это невежливо.

— Ну ты можешь дать два ответа, — сказал Гость и соединил кончики пальцев.

— В самом деле? — спросил я.

— Слово сказано… — нехотя произнёс Всадник и почему-то посмотрел сначала под стол, а затем на свечи. — И это бесспорно, ибо нелепо.

— Я хочу Морион и Инклюз, — сказал я почти шёпотом. — И чтобы в мешочках, которые остались там — и я осторожно показал на верёвку, — для нас нашлось бы только самое нужное. Слово услышано…

— Зачем тебе янтарик? — удивлённо спросила Неля. — Это же женское…

— Какой янтарик? — озадачился я. — О чём ты вообще?

— Инклюз, — как-то бездумно сказала Неля. — Янтарик с пузырьком. Ты что, не знал?

Гость улыбнулся.

— Инклюз, чтобы ты знала, — сварливо сказал я, — монета, притягивающая богатство.

— Ну так бы и сказал, — всё так же нехотя пробормотала Неля.

— Чего кричать…

— Я не дождался ответа на первый вопрос, — исполнив на гитаре некое стаккато заявил Гость.

— Дар не подарок, — ответил я и спешно отпил чаю.

— Ну это отговорка, — заявил Всадник. — Старушечья болтовня.

Бабушка яростно дёрнула рукав и побарабанила по столу пальцами.

— Хоть простучите его насквозь, — беспощадно сказал Всадник, — я-то всё равно своего добьюсь.

— Наш дар печальный, — сказал я. — И думаю, он опасный, очень. Но на самом деле, от тебя мне нужно только одно.

Гость налился интересом и раскраснелся, словно июльский помидор.

— Чтобы убрался как можно скорее! — крикнул я и попытался подкрепить пожелание Старыми словами. Голос у меня был охрипший — казалось, слова царапают горло.

— У тебя тот же дар, что и у твоих предков, — сказал Гость. — Дар вашего рода, по женской линии… Как такое могло случиться — не понимаю, ведь ты родился даже не зимой.