Мила Нокс - Игра в сумерках

Теодор остался один.

Ветер тут же стих. Тео с трудом поднялся, в висках билась кровь: Санду забрали во второй тур! А его оставили – ведь он не нашел ключа! Теодор по-прежнему сжимал шкуру Лизы. Он вспомнил о пленнице и огляделся: никого. Скорей, пока Попеску не пришел и не увидел его! Сеть утащило с Сандой, и его теперь стало видно.

Теодор бросился в подвал, рванул дверь клетки Лизы и остолбенел от увиденного: нежительница полусидела, прислонившись к стене. Вся ее грудь была залита кровью.

Лиза с хрипом втянула воздух и прошептала:

– Сзади…

Оглядываясь, Теодор уже знал, что увидит.

– Руки вверх.

Теодор послушался и повернулся. Перед ним стоял Попеску, целясь в него из ружья.

Котелок на голове Попеску съехал на левое ухо, и из-под тульи виднелась та самая легендарная удавка.

Впрочем, и без нее вид Попеску был такой, что не до шуток. К тому же Попеску не собирался шутить. Не в этот вечер.

Он осмотрел Теодора с ног до головы и спросил:

– Как ты выбрался? Как взял ключи?

Теодор молчал, думая, что даже если он постарается потянуть время, это мало чем поможет. Санда на последнем туре, открывает дверь ключом.

– Вот так. Руки выросли, – ответил Теодор и удивился, откуда в нем взялись силы сыронизировать.

Попеску же не был настроен на веселый лад. Он поднял подбородок и заглянул за спину Теодора. Еще слышались хрипы бедной Лизы. Тео ощутил прилив такого жара, что даже боль от раскаленного железа, которую он до сих пор помнил, показалась тенью этой боли. Лиза умирала.

Попеску шагнул ближе. От него исходил дух алкоголя.

– Еще раз спрашиваю! – рявкнул Попеску. Он отлично понимал, что ситуация была под его контролем, и намеревался выяснить, что произошло и как пленники смогли достать ключ из другого конца коридора. Видимо, он хотел выведать это у Лизы, но та ничего не сказала. И он ее пристрелил. – Ключи. Как ты их взял?

– Никак, – честно ответил Теодор.

– Не ври мне! Выродок, говори немедленно!

Попеску был вне себя. Вангели рассердится, узнав, что один нежитель сбежал, а второй пытался и его пришлось пристрелить. Эксперимент насмарку.

– Ну, может, я умею ходить сквозь стены? Не думали? Я же нежитель , – процедил Теодор.

– Болтовня. Говори давай.

– Может, вы так напились, что вообразили себя моим другом – принесли ключ сами? – издевался Теодор. Тон его был спокойный, что только оттеняло сарказм.

Попеску покраснел, в его горле заклокотало. Он прижал палец к спусковому крючку, и Теодор почувствовал, как по его ногам пронеслась волна холода.

– А может…

– …ему помог тот, кто стоит за спиной? – раздался еще один голос. И в то же мгновение котелок Попеску слетел на землю, потому что голова охранника как-то странно дернулась вперед. Глаза Попеску закатились, он открыл рот и, выронив ружье, рухнул без чувств.

Сеть упала на пол, и перед Теодором предстала Санда – разъяренная, запыхавшаяся девочка держала в руке тяжелый подсвечник.

– Санда!

– Тео! – крикнула девушка, уже не боясь быть услышанной. – Вот-вот начнется. Еще минут десять! Я попросила Кобзаря отпустить меня, вихрь прилетит за мной ровно в полночь. Нужно спешить!

Санда осеклась, увидев окровавленную Лизу. Теодор бросился к тете, но та уже еле дышала. Она даже не могла поднять голову. Лиза устало взглянула на Теодора, и тот почувствовал, как сердце в его груди забухало так тяжело, что казалось, оно перекачивает вязкий цемент, а не кровь. Ему стало очень больно, и боль эта доносилась из правой стороны груди.

Лиза приоткрыла сухие губы и еле слышно выдохнула:

– Мех…

Теодор опомнился. Он стоял на коленях перед тетей, и его руки омывали струи крови. Шкура лежала на полу в темной луже. Теодор поднял ее и набросил на Лизу. Та сипло втянула воздух и прикрыла глаза. В следующее мгновение тело ее преобразилось. Санда стояла, разинув рот, глядя, как женское лицо удлиняется, а кончик носа, чернея, вытягивается вперед. Кожа Лизы поросла шерстью, руки и ноги укоротились и превратились в лапы.

Лиса тяжело вздохнула, посмотрела в глаза Теодора и умерла.

Теодор не знал, как дошел до выхода. Он не мог уже нести Лизу потому, что они спешили, и лишний груз бы их задержал. Вдобавок ей ничем нельзя было помочь. Нежительница умерла. Теодор шел, как в бреду. Санда что-то кричала на ухо, шипела и тащила скорее на выход, но он в глубоком шоке ничего не соображал. Сейчас он даже желал того, чтобы память его стала как чистый лист бумаги.

Он едва познакомился с Лизой, узнал, что она – его тетя. И тут же потерял ее. Лиза не зря говорила о своем будущем: словно знала, что из клетки Вангели ей никогда не выбраться.

Теодор вышел наружу, его обдуло ветром, и он увидел треххвостую комету. Вдыхать ночной воздух ему было больно. Теодор ощутил ярость. Это было не скверное настроение, не негодование и даже не злость. Он чувствовал настоящую ярость, которая забурлила внутри живота как кипящая вода. Он чувствовал, как отрываются пузырьки и прожигают легкие. Как он вздрагивает от каждой мысли, едва в памяти встает окровавленная Лиза.

Вангели. Это все он.

Его родной отец, который дал Теодору не только жизнь, но и кровь, и даже истинное имя. Кристиан Вангели. Ненавистник нежителей, садист, считающийся только со своими законами. Не признающий иных. Вангели – вот причина всего. Смерти Лизы. Того, что Теодор ощущал эту ужасную, раздирающую внутренности, горечь. Он совсем забыл о Макабре, но теперь, выйдя на улицу, вспомнил.

Вангели хочет победить и открыть Дверь. Отец жаждет добыть по ту сторону Двери нечто, что исполнит его желание – уничтожить нежителей. Теодор задрожал, по его телу пробежала волна паники. Волосы зашевелились от ужаса, когда он осознал, что Шныряла, тетушки-мороайки, все его знакомые, которые были с ним этот месяц, просто исчезнут. Кладбище превратится в безжизненное место, каким и должно быть.

Теодор не хотел этого допустить. Он должен получить ключ, последовать за мэром и остановить его.

Теодор решительно двинулся на запад, хотя понимал, что скоро полночь. Он видел вдали башню с часами. Оставались какие-то минуты. Теодор отбросил сеть и, не обращая внимания на испуганный крик Санды, побежал. Ветер засвистел в ушах.

Он чувствовал, что не успевает. Нет, знал: до кладбища еще далеко, ох как далеко. Тео поднажал со всей силы, ноги спотыкались о камни, но Теодор бежал к холму, где его ждал отец и ключ.

Полночь близко. Он не успеет. Ему никогда не успеть.

Время превратилось в воздух, который заискрился вокруг звездами, огнями города и фейерверками, и Теодор вдыхал эти секунды, чувствуя, как с каждым глотком ветра он расходует бесценный запас.