Юрий Альперович - Чебуреки, или Похождения Линейкина-сына в калошах без зонтика

Первым делом старший сержант отправился домой и переоделся в штатское. Обыкновенный серый пиджак и брюки сержант носил редко и чувствовал себя в костюме, как яичница на сковородке. Пистолет он переложил в карман пиджака.

Теперь на поиски.

На том месте, где он обычно дежурил, на улице Ермушкиной, сержант тихо подходил к знакомым дворникам, продавщице мороженого и газированной воды. Те удивлялись, что сержант в штатском, но виду не показывали. Поговорил он по секрету с двумя старичками пенсионерами. Но даже пенсионеры прыгающего человека не встречали.

Старший сержант Нигугушвили купил в продмаге колбасы, булку и здесь же, в подворотне, перекусил. Затем еще раз проверил, на месте ли пистолет, и пошел из дома в дом по дворам, приглядываясь к гражданам.

Поздно ночью старший сержант Нигугушвили позвонил дежурному в отделение и просил доложить начальнику, что продолжает выполнять особое задание. Результатов нет, но надежда имеется. Дежурный сообщил, что из других городов пришли секретные сведения, что прыгающих граждан там замечено не было. Остается искать здесь. Усталый старший сержант добрался домой в общежитие, не раздеваясь, лег на кровать и мгновенно уснул. Спал старший сержант Нигугушвили плохо. Ворочался, во сне засовывал руку в карман, готовясь выхватить пистолет.

Под утро к милицейскому общежитию подлетел зеленый вертолет.

На бортах вертолета белыми буквами по красной ленте было выведено «Милиция». Летчик пересел, и за штурвал сел он, старший сержант Нигугушвили. Вертолет затарахтел и помчался вперед, прорезая облака.

Но что это внизу? Какой-то человек прыгает с тучи на тучу. Вот он на лету вынул изо рта сигарету и ткнул прямо в белоснежное облако. Сигарета зашипела, и из облака пошел белый пар. Нарушение чистоты на небе! Старший сержант мгновенно высунулся из окна вертолета и засвистел нарушителю.

— Гражданин! Немедленно подберите окурок с облака!

Услышав голос с неба, человек попытался скрыться. Не тут-то было!.. Старший сержант Нигугушвили открыл люк вертолета и выбросил огромную рыболовную сеть. Вертолет прошел над самой головой гражданина, и тот очутился в сети. Попалась, золотая рыбка! Человек барахтался, пытаясь освободиться, но сеть поползла вверх и скрылась в люке вертолета.

— Вай-вай-вай! Штраф пятьдесят копеек, гражданин, — сказал Нигугушвили.

Он распутал сеть, вручил гражданину квитанцию, посадил его на ближайшее облако. Но едва сержант увидел на ногах пассажира калоши, он проснулся.

Сон как сон, что особенного?.. Жаль только, что сон не в руку. Время идет, а поиски старшего сержанта ни к чему не привели. Начальник милиции Ершов за это по головке не погладит. Надо действовать иначе.

Кто-то вошел в кабинет заведующего отделом самых новых калош фабрики имени тореадора Эскамильо без стука. Заведующий сердито поморщился. Он, как уже говорилось, очень не любил, когда его отрывали от раздумий.

— Вам, собственно, чего? — не поднимая лысой головы, спросил заведующий вошедшего.

А когда поднял, увидел человека в сером костюме, который протягивал ему под самый нос маленькую красную книжечку. Заведующий побледнел: милиция. Такие изобретатели на фабрику еще не приходили.

— Чем могу служить? — как можно вежливее спросил заведующий и встал.

Старший сержант Нигугушвили сел рядом с заведующим и, наклонившись, тихо произнес:

— Вай-вай-вай! Прежде всего попрошу сохранять спокойствие, гражданин заведующий. Не волнуйтесь.

— А я и… не вол… волнуюсь…

Заведующий лихорадочно силился сообразить, что он мог натворить. Но ничего не вспомнил.

— Я хочу вас предупредить, — продолжал старший сержант. — Наш разговор должен остаться в полной тайне.

— Ко-конечно, са-само собой…

— Так вот. Вам приносили калоши?

— Мне?

— Не переспрашивайте! Я имею в виду фабрику.

— Приносили. Много раз. Все время приносят. Изобретатели — такой народ. Отдыха не вижу!

— Приносили вам… прыгающие калоши?

— Э-э-э… да! Приносили. Только… они были… непрыгающие.

— А какие же?

— Я думаю, изобретатель был просто «того»… Вы меня понимаете?

— Что значит «того»?

— Ну, не в своем, так сказать, уме…

— Где эти калоши?

— Я их не брал! Он… он их унес…

— Куда?

— Не знаю! Да это барахло, а не калоши. Обман трудящихся…

— Гражданин заведующий! Хочу вас предупредить: я получил приказ, что это не барахло. Калоши были прыгающие. Ясно? Отсюда делайте вывод.

— Да, конечно, прыгающие. Я, по правде говоря, это чувствовал. Делаю вывод: как замечательно, что именно на нашей фабрике впервые появились прыгающие калоши!

— Э-э-э, нет! Прыгающие калоши появились не на вашей фабрике. Попрошу предъявить документы. Будем искать.

Заведующему отделом самых новых калош стало как-то не по себе. Сорок лет на калошах просидеть и так опростоволоситься.

— А кто их сделал, помните?

— Как же, помню! Да его все знают. Такой… не в своем уме… Ну, хромой еще… Фамилия у него такая пищевая: Че-бу-ре-ки.

Старший сержант понял, что от заведующего он ничего не добьется. И отправился искать гражданина с пищевой фамилией.

Однако не успел заведующий сесть и закрыть глаза, как зазвонил телефон. Ну и денек! Ни минуты покоя!

— К директору. Срочно! — сказала секретарша.

Из трубки полетели короткие гудки.

Заведующий еле протиснулся в кабинет директора. Народу там было битком. Все волновались и о чем-то спорили. Кабинет был похож на склад: в шкафах, на подоконниках и на директорском столе стояли калоши. Детские, взрослые, с каблуком и без. Когда заведующий вошел, все замолчали и расступились. По проходу он волей-неволей должен был пройти прямо к директорскому столу. И не успел он сказать «здрсте», директор, сверля его глазами, спросил:

— Калоши принес?

— Это какие?

— Ты что же, дорогой товарищ, в детском саду? Известно какие, прыгающие…

— Шутите! Где ж я их возьму? Я ведь не этот… как его… не Чебуреки…

— Оно и заметно, — сказал директор.

И забарабанил пальцем по столу.

Над заведующим отделом самых новых калош сгущались тучи.

Утюг взял и сломался. Бабушка сказала, чтобы я не ходила в мастерскую, где будут чинить целый месяц, а шла к Чебуреки. Он с удовольствием сделает сразу.

Утюг был тяжелый. Такой тяжелый, что несешь — рука отрывается. Наверно, им гладили, еще когда моя бабушка была девочкой. Раньше бы я позвала Ромку и вместе понесли. А теперь ни за что, лучше останусь однорукой.