Юрий Альперович - Чебуреки, или Похождения Линейкина-сына в калошах без зонтика

Слуш-послуш! В нашем городе две достопримечательности. И чуть не появилась третья.

Об одной знают все: это калошная фабрика имени тореадора Эскамильо. Трубу фабрики, наверно, видят марсиане. Но марсиане не знают того, что известно у нас каждому мальчишке и каждой девочке. Если из трубы фабрики валит коричневый дым, значит, фабрика выполняет план. Если дым черный, план перевыполняется. Калош в магазинах будет много. Если дыма нет, не купишь мороженого. Все раскупили, потому что на фабрике выходной.

Про другую достопримечательность знают только на улице Ермушкиной, на которой мы живем. Это старик, который ходит зимой и летом в выцветшем синем плаще. Никто не знает, как его зовут по имени-отчеству. Фамилия его Чебуреки. Че-бу-ре-ки. Запомнили? Так мы его зовем, так же его дразнят дураки. Борода у него, как щетка для чистки черных ботинок. Не брился он, наверное, с тех пор, как родился. Одна нога у Чебуреки короче другой. Когда он идет, переваливаясь уткой, это действительно смешно.

Моя бабушка говорит, что Чебуреки немножечко колдун. Но я-то знаю: он очень добрый, только стеснительный. Такой добрый, что может делать чудеса. Жалко, что в нашем городе все заняты калошами, а не чудесами.

Я давно его хотела спросить и однажды решилась:

— Дядя Чебуреки! А почему у вас такая фамилия?

— Какая такая, дочка?

— Ну, такая вкусная…

Он засмеялся и прищурился:

— Я тебе скажу по секрету, только ты никому не говори. Ладно?

— Ага!

— Ты знаешь, что такое чебуреки?

— Конечно! Такие лепешки с мясом. Мы когда с мамой летом в Крым ездили, я их много ела…

— Вот-вот! — закашлявшись, сказал Чебуреки. — Я сам, видишь ли, тоже из Крыма. Это я изобрел чебуреки.

И он подмигнул.

В общем, как-то непонятно: то ли правда, то ли шутит.

В то утро я бежала под дождиком в школу. Было очень грязно. Тротуаров в нашем городе нет, их заменяют калоши. На другой стороне улицы вижу Чебуреки.

— Здравствуйте! — крикнула я и махнула ему рукой.

Он кивнул и поманил меня пальцем. Я подбежала, и Чебуреки молча вытащил из кармана пистолетик. Самый обыкновенный для маленьких. Но не успела я об этом подумать, как Чебуреки выстрелил прямо в меня. Чувствую, к губе у меня что-то прилипло. Попробовала на язык — леденец. Чебуреки протянул пистолетик мне и, прихрамывая, зашагал дальше.

Весь день я стреляла из пистолетика. Накормила конфетами весь класс, а они все не кончались.

— Дай пострелять! — сказал Ромка Линейкин, мой сосед по парте.

— Сломаешь!

— Дай, говорю! — и он вырвал пистолетик у меня из рук.

Что-то с ним происходит. Просто от рук отбился. Вот и сейчас. Решил посмотреть, что у пистолетика внутри. Оторвал ручку — а оттуда посыпался сахар. Больше пистолетик не стрелял. Я хотела стукнуть Ромку, но стало его жалко. Если бы я знала, что в этот самый момент начинаются события, которые взбудоражат весь наш шестой «Б» класс. Да что там класс! Всю школу, весь город, а может, и весь мир…

Встретив на улице Аленку и подарив ей пистолет, человек свернул к проходной калошной фабрики. Прихрамывая, шел он со свертком. Вахтер дремал и не заметил человека в выцветшем синем плаще. Чебуреки даже не взглянул на скульптуру тореадора Эскамильо. Тореадор гордо стоял с отбитым носом в каменных калошах на скверике перед фабрикой имени его самого.

Плащ человека со свертком изрядно промок, с бровей и бороды стекали капли.

Человек прошагал по длинному коридору и замедлил шаги перед дверью с надписью «Отдел самых новых калош». Он пригладил мокрую бороду, вздохнул и, тихо открыв дверь, кашлянул.

Заведующий отделом самых новых калош сидел за столом. Это был лысый старик в черном костюме и черном галстуке. Не глядя на вошедшего, он поморщился. Он не любил, когда его отрывали от размышлений, а когда наконец поднял голову, сразу стал сердитым.

— Опять ты, товарищ Чебуреки? — раздраженно сказал он, напирая на «ты». — Чего, ну чего ты ходишь без конца, отрываешь людей от работы?.. Таскаешь каждый день всякую чепуху. Калоши придумали раньше тебя, не ты первый такой умный…

Чебуреки все еще не отдышался после лестницы. Он ждал именно такой встречи и нисколько не расстроился.

— Я учел мечты людей, — сказал он, сопя. — И сделал новые калоши. Смею уверить, удивительные…

Чебуреки развернул газету и поставил на стол перед носом заведующего пару черных блестящих калош.

Заведующий не раз видел на своем столе калоши — и ни капельки не удивился. Он мельком взглянул на них, сразу понял, что калоши самые обычные, и зевнул. Беда с этими чудаками! Все они не в своем уме. Ты им одно, а они тебе свое.

— Товарищ Че-бу-ре-ки! Я уже проверял твои калоши в присутствии авторитетной комиссии. — Заведующий отделом самых новых калош взглянул на портрет тореадора Эскамильо на стене. — Прыгать до крыши в твоих калошах, как я и был уверен, нельзя… Летать тем более. Ну, что ты за человек такой? Сказок, что ли, начитался? А у нас план. Включайся ты лучше в месячник по созданию калош, в которых излечивается ревматизм. Или сделай такие, чтобы растягивались на любые ноги. Или хотя бы разноцветные для клоунов: на одну ногу красную, на другую зеленую, — из цирка заказывали. Больше будет толка! А ты все свое, ни с кем не согласованное…

Но Чебуреки не мог сделать других калош. Прыгающие калоши были шуткой гения. А хорошая шутка не рождается по заказу.

— Позвольте заметить, — как можно вежливее сказал он. — Получилось недоразумение. Калоши, которые я приносил тогда, подпрыгивали у меня дома. Честное слово, до потолка! Я сам резину для них варил в кастрюльке. Сам надевал их, передвигал пупырышки на пятках и прыгал. Я и документик представил. Помните, все мои соседи по дому подписали? Но те калоши попрыгали немного, а после перестали: резина подвела. Комиссия приехала, а они уже не прыгают. Но теперь все иначе! Можно, я сей момент продемонстрирую? Раз-два — и готово!..