Владислав Крапивин - «Чоки-чок», или Рыцарь Прозрачного Кота

— Благодарю вас… Только, простите, с меня иногда мусор сыплется, я давно не чистилось.

— Пустяки! — успокоила его Даша. — У нас новый замечательный пылесос. Фирмы «Филипс».

В это время за дверью раздался мамин голос:

— Эй, Лешки-Дашки, встать, как неваляшки! Я иду…

— Ай… — сказало Ыхало. Хотело забраться обратно в шкаф, но Даша воскликнула:

— Не бойтесь! Мама у нас хорошая!.. Садитесь вот в это кресло…

— Я стесняюсь…

Но деваться было некуда, потому что прикрывшиеся сами собой дверцы заело. Ыхало съежилось в старинном кресле, поджало ножки. Зажмурилось, потом приоткрыло один глаз.

Мама вошла. Она была в халате и со шваброй.

— Мамочка, ты только не волнуйся… — начал Леша.

Мама уронила швабру, слегка присела, взяла себя за щеки. Глаза у нее сделались круглые.

— Мамочка, ты только не пугайся… — опять заговорил Леша. — Это…

Мама качнула головой и сказала нараспев:

— Ка-ка-я прелесть…

— Оно тебе нравится?! — подскочила Даша.

— Я в полном восторге! — Мама сияла.

Ыхало выбралось из кресла и засеменило к маме. Потупилось.

— Позвольте представиться. Меня зовут Ыхало…

— Очень, очень рада! — Мама протянула руку. Ыхало дало ей свою ладонь. Мама затрясла ее, да так сильно, что… рука Ыхала оторвалась! Осталась у мамы в пальцах и шевелилась сама по себе.

— Ай! — ужасно испугалась мама. Уронила руку.

— Ничего, ничего! — Ыхало левой рукой подхватило упавшую правую, приставило к месту. — Не беспокойтесь, пожалуйста, это бывает. Дело в том, что когда я радуюсь, то обязательно размягчаюсь. Делаюсь похожим на маму, которая состояла из тумана… А если огорчаюсь и сержусь — наоборот, становлюсь как металлический папа… А сейчас я просто таю…

Мама отдышалась. Заулыбалась опять:

— Я тоже таю от удовольствия…

— Мама, Ыхало — здешний житель, — начал рассказывать Леша. — Его папа был самовар, а…

— Не надо ничего мне объяснять! — воскликнула мама. — Я все понимаю! Вы, Ыхало, душа этого дома! Не так ли?

— Гм… — Ыхало начало таять прямо на глазах. — Видите ли… я над этим, по правде говоря, не задумывалось. Но в какой-то степени…

— Сейчас мы будем завтракать, — решительно сказала мама. И повернулась к двери. — Женя! Иди сюда! Познакомься, пожалуйста!

Появился папа. С намыленным лицом. От удивления уронил бритвенный помазок…

Леша и Даша умылись и почистили Ыхало пылесосом «Филипс».

После этого все уселись завтракать. Ыхало сначала смущалось, отказывалось от угощения, но, когда появилась банка с малиновым джемом, устоять не смогло. Намазало себе большой кусок батона. Призналось, что любит сладкое.

— А попробовать удается так редко… Старуха никогда не угощала. Иногда мне удавалось, правда, стащить у нее немного варенья. Конечно, это нехорошо, но я брало совсем чуть-чуть. А у старухи варенье все равно пропадало: наварит в громадном объеме, а потом выбрасывает, потому что съесть одна не в состоянии. И ни с кем не делилась. Весьма скупая была особа, прямо вам говорю…

— Судя по всему, она дальняя родственница Ореста Марковича? — заметил папа.

— Весьма дальняя. И ничуть на него не похожая… С Орестом Марковичем жили мы душа в душу. Он, бывало, работает над холстом, а я сижу в уголочке и наблюдаю. Случалось, он и совета у меня спрашивал… Вот помню, как он эту Большую картину писал…

И все посмотрели на картину, которая висела над диваном.

На картине были город и лес. Не город, окруженный лесом, а дома и большие деревья вперемешку — будто они вместе выросли из земли. Дома были старинные, красивые. Между ними — над ручьями, среди лесных зарослей — перекидывались горбатые мосты. А выше всех крыш и деревьев поднимался многобашенный замок — сам слегка похожий на громадное дерево.

Была в картине какая-то зыбкость и загадочность. Порой не разберешь: где кровли, а где верхушки лесных великанов. Что там темнеет: крепостная островерхая башня или пирамидальная ель? И что светится в чаще? Два окошка или глаза какого-то хитрого зверя?

Надо сказать, что перепутывались не только лес и город. С ними еще перемешивалось зеленоватое ночное небо. Просвеченные луной облака висели кое-где среди древесных стволов, цеплялись за высокие цветы и проплывали под мостами. А звезды дрожали на ветках и карнизах окон.

И было ощущение, что от картины идет еле слышный звон и стрекот, словно там среди травы не умолкают ночные кузнечики.

Это, наверно, вот почему! Казалось, что воздух вокруг леса-города хрустально затвердел, а потом раскололся на множество больших и маленьких кубиков и кубики эти кто-то слегка встряхнул, пошевелил. Теперь все виднелось как бы через множество стеклянных граней — немного запутанно и сбивчиво. Лунный диск, например, оказался надломленным в разных местах, а несколько кусочков от него откололись и светили отдельно… В общем, то ли сказка, то ли сон…

— Удивительное полотно, — сказала мама.

— Орест Маркович никому не хотел продавать эту картину, — объяснил папа. — А я, кстати, видел ее еще в детстве, когда приходил сюда…

Ыхало сказало смущенно:

— Евгений Павлович, а я вас помню. Я в щелку смотрело, когда вы Оресту Марковичу показывали свои рисунки… Только тогда вы были поменьше, в матросском костюмчике и без усов.

— Да-а… — вздохнул папа. — Годы, годы… Тогда я был такой, как нынче наш Алексей.

— Именно, — согласилось Ыхало. — Я вас и узнало, когда посмотрело на Лешу с левой стороны.

— А с правой он похож на меня, — ревниво напомнила мама.

— Совершенно верно, Елена Олеговна, — вежливо сказало Ыхало. — Это я заметило еще раньше.

— Кушайте варенье, — с удовольствием сказала мама. — Не стесняйтесь.

— А где вы живете? — спросила Даша. — Ну, понятно что в этом доме, а где именно?

— Ых-ох… По правде говоря, при старухе я жил где придется. Закутков тут всяких немало. Заберешься поглубже, чтобы не заметила, и сидишь. А летом — в баньке. Старуха туда побаивалась заходить…

— А где вы обитали при Оресте Марковиче? — спросил папа.

— При Оресте Марковиче был у меня постоянный угол. В мансарде, рядом с мастерской, есть чуланчик, по нему проходит каменная труба от камина. От нее так тепло было… ых…

— Полагаю, вам и теперь следует там поселиться, — решил Евгений Павлович. — Если не возражаете…

— Я буду счастлив! Если не стесню вас…

Мама всплеснула руками:

— Не выдумывайте, ничуточки не стесните! Я даже не представляю этот дом без вас!

— Я тоже! — сказали вместе Даша и Леша.

А мама призналась:

— По правде говоря, я не очень-то хотела переезжать сюда. Но теперь, когда познакомилась с вами, ужасно рада.

В это время в больших, похожих на узкий шкаф часах скрипуче растворилось оконце. Высунулся гномик в оранжевом колпачке. В одной руке у него было бронзовое блюдце, в другой — молоточек. Он девять раз ударил по блюдцу. Потом повесил его на гвоздик, снял колпачок и кукольным голоском произнес: