Сара Млиновски - Кто на свете всех милее?

© Sarah Mlynowski, 2012.

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2016

Было время, когда я жила обычной жизнью.

А потом нас заглотило зеркало в подвале.

Думаете, шучу? Считаете, что я всё это выдумываю?

Так ведь?

Вы скажете: «Хм, Эбби, зеркалам не свойственно пожирать людей. Они просто висят себе на стене и отражают все, что видят».

Но вы ошибаетесь. Очень сильно ошибаетесь!

Всё, что я вам расскажу, правда и ничего, кроме правды. Я ничегошеньки не выдумываю. И я не лгунья и не сумасшедшая, которая только думает, что говорит правду, хотя на самом деле это не так. Вообще-то я очень логичная. И справедливая. Это необходимо, раз уж я решила стать судьёй, когда вырасту. То есть сначала я стану юристом, а уж потом судьёй, потому что для этого надо выучиться на юриста. Таковы правила.

Так что да, я – чрезвычайно разумная, практичная и совсем не сумасшедшая десятилетняя девочка, чья жизнь начала кипеть событиями после того, как пришлось переехать вместе с родителями в Смитвилль.

Всё ещё не верите? Поверите, когда я выложу все факты. Поверите, когда узнаете всю историю целиком.

Пожалуй, я начну с самого начала.

Прозвенел звонок на перемену, и ребята из моего пятого класса решили поиграть в салочки. «Эники, беники ели вареники» – и вышло так, что я вожу. Я, новенькая. Чу́дно!

На самом деле нет.

Я закрыла глаза на десять (ладно, на пять) секунд, чтобы дать одноклассникам фору, и побежала искать. Я сразу же заметила Пенни: она очень высокая. Точнее, выше меня. Хотя, конечно, много кто выше меня. На Пенни ярко-оранжевая толстовка, её сложно не заметить. Я пока что не выучила имена всех своих одноклассников, но имя Пенни запомнить просто: она всегда убирает волосы в конский хвост, и я думаю про себя: «Пенни пони, Пенни пони, Пенни пони».

Я бросилась к ней и осалила, дотронувшись до локтя.

– Ты водишь, Пенни-пони! То есть Пенни.

– М-м, нет. Я заледенела, – ответила Пенни, как-то странно на меня взглянув.

О чём это она? Не так уж сегодня холодно. И её толстовка вроде бы довольно тёплая.

– Что? – переспросила я.

– Ты меня осалила, и я заледенела, – наморщила лоб Пенни.

– Не-е-ет, – протянула я. – Я водила, осалила тебя, поэтому теперь водишь ты. И ты должна осалить кого-нибудь другого, чтобы заставить его водить. В этом же суть салочек: осаленный водит.

– Водящий должен осалить всех , – ответила Пенни. Она говорила так, словно знала об этой игре больше меня, и у меня запылали щёки. Что она себе воображает! – А тот, кого осалят, застывает как ледышка. Тот, кого осалят последним, – водит в новой игре. Это ледяные салочки. Понятно?

Водит тот, кого осалили ПОСЛЕДНИМ?.. Но ведь если тебя осалили последним, значит, ты – лучший игрок. А если ты – лучший игрок, то должен исполнить танец победителя, пока остальные кидают в тебя конфетти. Ты не должен водить, потому что это вовсе и не награда.

У меня упало сердце. Если я буду водить, пока не осалю всех своих одноклассников до последнего, эта игра будет длиться вечность.

Вот что: я пытаюсь начать всё сначала и привыкнуть к новой школе. Но разве это возможно, когда всё здесь делается абсолютно неправильно?

Позвольте ознакомить вас с материалами дела.

1. Все жители Смитвилля называют колу, пепси и фанту газировкой. Разве это не дико? Куда лучше сказать «шипучка». Пш-ш, пш-ш-ш, пш-ш-ш! Кола шипит на языке, а не газируется.

2. Никто из местных не знает, как делать сандвичи с бананом и арахисовым маслом. Надо нарезать банан кружочками и выложить их на хлеб, смазанный арахисовым маслом. Желательно аккуратными и ровными рядами. Но ребята из моей новой школы разминают банан, смешивают с ложкой арахисового масла и вываливают эту безобразную мешанину на хлеб. Зачем, ну зачем они так делают?

3. А теперь они ещё и хотят играть в «Давайте-будем-стоять-как-ледяные-скульптуры-пока-Эбби-бегает-туда-сюда» вместо салочек.

Дамы и господа присяжные!

Я не хочу называть шипучку газировкой.

Не хочу есть отвратительное бананово-арахисовое месиво.

Не хочу водить.

– Я более чем уверена, что мой способ игры – правильный, – сказала я сдавленно. Я права. Я.

– Нет, – заявила Пенни. – Я заледенела. А ты лучше давай води, а то будет ещё сложнее.

Слёзы начали жечь мне глаза. Я не хотела, чтобы становилось ещё сложнее. Я хотела, чтобы всё было как раньше. Как надо!

– Нет, спасибо, – осторожно произнесла я, стараясь не выдать своих слёз, хотя могло прозвучать слегка плаксиво. Или нервно. Или, может быть, капризно.

– Ты не будешь играть? – спросила Пенни, удивлённо подняв брови. – Только потому, что не смогла настоять на своём?

– Нет! Просто я… устала. – Это даже не ложь. Я и правда устала. Устала от того, что здесь всё по-другому. Почему нельзя вернуть всё как было?

Я подошла к миссис Голдмен, учительнице, которая приглядывала за нами, пока мы играли, и спросила у неё, можно ли мне пойти в библиотеку.

– Ты хотела сказать медиазал, милая? – спросила она.

Я сжалась ещё сильнее. Они даже библиотеку библиотекой не называют?

Но стоило переступить порог «медиазала», как у меня отлегло от сердца и я глубоко вдохнула. Ахх.

Может, в Смитвилле комнату, заполненную книгами, и называют медиазалом, но пахнет она точно так же, как библиотека в моей старой, нормальной школе. Застоявшимся воздухом. Пылью. Бумагой.

В библиотеке – то есть, простите, медиазале – на полках стояли знакомые мне книги. Я их читала раньше. И часто, очень часто перечитывала.

Я расслабилась. Знаете почему? Не важно, сколько раз перечитываешь книгу – она не изменится.

Любовь к книгам у меня от бабушки. Она постоянно читала мне вслух. Она – профессор литературы в университете Чикаго, в нормальном месте, где мы жили раньше.

От мыслей о моём прежнем доме защемило в груди. Мои далёкие друзья. Бабушка. Правильный сандвич с бананом и арахисовым маслом.

Отбросив грустные мысли, я пробежалась пальцами по книжным корешкам. И остановилась, положив руку на сборник под названием «Сказки». Там хорошее хорошо, плохое плохо, всё логично, и пятиклассницы не должны водить вечность.

Я вздохнула с облегчением. Прекрасно!

Сегодня мне снятся мои старые друзья. Мы играем в салочки, в нормальные салочки. И тут кто-то зовёт меня:

– Эбби! Эбби! Эбби!

Я приоткрыла один глаз и увидела Джону, моего семилетнего братика, так что я натянула одеяло на голову. Конечно, я его люблю, но я растущий организм. Мне нужен сон.

Джона забрался под одеяло, прижался к моему уху губами и продолжил бубнить: