Вероника Рот - Избранная

— Сделай это, — шипит голос рядом со мной. Женский, но скрипучий голос, словно набитый камнями и осколками стекла. Похожий на голос Жанин.

К виску прижимается холодный кружок дула пистолета. Холодок путешествует по телу, вздыбливает волосы на затылке. Я вытираю потную ладонь о брюки и краешком глаза смотрю на женщину. Это Жанин. Ее очки перекошены, в глазах нет и намека на чувство.

Мой худший страх — что родные умрут, и я буду в этом виновата.

— Давай. — Она становится настойчивее. — Давай, или я тебя убью.

Я смотрю на Калеба. Он кивает, его брови сочувственно сведены.

— Не сомневайся, Трис, — мягко говорит он. — Я все понимаю. Ничего не поделаешь.

Мои глаза горят.

— Нет.

Горло перехватывает так, что больно говорить. Я качаю головой.

— Даю тебе десять секунд! — кричит женщина. — Десять! Девять!

Я перевожу взгляд с брата на отца. В последний раз, когда я его видела, он взглянул на меня с презрением, но сейчас его глаза широко распахнуты и ласковы. Я никогда не видела его таким в реальной жизни.

— Трис, — произносит он. — У тебя нет выбора.

— Восемь!

— Трис. — Мать улыбается.

У нее славная улыбка.

— Мы любим тебя.

— Семь!

— Заткнись! — Я поднимаю пистолет. Я могу это сделать. Могу застрелить их. Они поймут. Они сами об этом просят. Они не захотели бы, чтобы я принесла себя в жертву. Они даже не настоящие. Это всего лишь симуляция.

— Шесть!

Это неправда. Это ничего не значит. Добрые глаза брата словно сверлят две дыры в моей голове. От пота пистолет становится скользким.

— Пять!

У меня нет выбора. Я закрываю глаза. Подумать. Я должна подумать. В напряженной обстановке на мой пульс влияет только одно: угроза моей жизни.

— Четыре! Три!

Что мне говорил Тобиас? «Самоотверженность и храбрость не так уж далеки друг от друга».

— Два!

Я убираю палец со спуска и роняю пистолет. Прежде чем утратить хладнокровие, я поворачиваюсь и прижимаюсь лбом к дулу пистолета.

«Застрели меня вместо них».

— Один!

Я слышу щелчок и выстрел.

Загорается свет. Дрожа, я стою одна в пустой комнате с бетонными стенами. Я падаю на колени, обхватив себя руками. Когда я вошла, холодно не было, но сейчас меня знобит. Я потираю руки, чтобы избавиться от мурашек.

Я никогда раньше не испытывала подобного облегчения. Все мышцы моего тела расслабляются одновременно, и я снова дышу полной грудью. Не могу представить, как прохожу через свой пейзаж страха в свободное время, подобно Тобиасу. Раньше это казалось мне отвагой, но теперь больше напоминает мазохизм.

Дверь открывается, и я встаю. Макс, Эрик, Тобиас и несколько незнакомых человек по очереди входят в комнату и небольшой толпой встают передо мной. Тобиас улыбается мне.

— Поздравляю, Трис, — произносит Эрик. — Ты успешно завершила последнее испытание.

Я пытаюсь улыбнуться. Не получается. Не могу прогнать воспоминание о пистолете, приставленном к голове. Я все еще чувствую его дуло между бровей.

— Спасибо, — благодарю я.

— Есть еще кое-что, прежде чем ты пойдешь готовиться к приветственному банкету. — Он жестом подзывает к себе одного из незнакомцев.

Женщина с синими волосами протягивает ему маленький черный ящик. Он открывает его и достает шприц и длинную иглу.

При виде них я напрягаюсь. Оранжево-коричневая жидкость в шприце напоминает ту, которую нам впрыскивали перед симуляциями. А с ними должно быть покончено.

— По крайней мере, ты не боишься уколов, — замечает он. — Я впрысну тебе маячок, который активируется, только если тебя сочтут пропавшей. Обычная предосторожность.

— И часто люди пропадают? — хмурюсь я.

— Нечасто, — ухмыляется Эрик. — Это новая разработка, любезность Эрудиции. В течение дня мы обработали всех лихачей, и, полагаю, остальные фракции очень скоро последуют нашему примеру.

У меня сводит живот. Я не могу позволить ему что-либо впрыскивать, особенно нечто, разработанное эрудитами… возможно, даже Жанин. Но и отказаться я не могу. Если я откажусь, он вновь подвергнет сомнению мою лояльность.

— Хорошо, — с трудом говорю я.

Эрик направляется ко мне с иглой и шприцем в руке. Я убираю волосы с шеи и наклоняю голову набок. Я смотрю в сторону, пока Эрик протирает мою шею антисептической салфеткой и вводит иглу под кожу. По шее разливается боль, резкая, но мимолетная. Он убирает иглу в ящик и налепляет на место укола пластырь.

— Банкет через два часа, — сообщает он. — На нем будет объявлен твой ранг среди других неофитов, в том числе прирожденных лихачей. Желаю удачи.

Небольшая толпа высыпает из комнаты, но Тобиас задерживается. Он останавливается у двери и манит меня за собой, и я повинуюсь. Стеклянный зал над Ямой кишит лихачами, некоторые ходят по канатам у нас над головами, другие болтают и смеются, сбившись в кучки. Он улыбается мне. Похоже, он ничего не видел.

— Говорят, тебе встретилось всего семь препятствий, — замечает он. — Практически неслыханно.

— Ты… ты не наблюдал за симуляцией?

— Только на экранах. Лидеры Лихости — единственные, кто видит все, — отвечает он. — Похоже, они поражены.

— Ну, семь страхов не так поразительны, как четыре, — возражаю я, — хотя тоже неплохо.

— Я удивлюсь, если ты не получишь первый ранг, — заверяет он.

Мы входим в стеклянный зал. Толпа еще здесь, но поредела после того, как последний неофит — я — закончил испытание.

Люди замечают меня через несколько секунд. Я держусь рядом с Тобиасом, пока на меня показывают пальцами, но не могу идти достаточно быстро, чтобы избежать одобрительных возгласов, хлопков по плечу, поздравлений. Глядя на людей вокруг, я понимаю, какими странными они показались бы моему отцу и брату и какими нормальными кажутся мне, несмотря на множество металлических колечек в лицах и татуировок на плечах, шеях и торсах. Я улыбаюсь им в ответ.

Мы спускаемся по лестнице в Яму.

— У меня есть вопрос. — Я прикусываю губу. — Что тебе рассказали о моем пейзаже страха?

— Вообще-то ничего. А в чем дело?

— Да так, ерунда. — Я ногой отбрасываю камешек с тропинки.

— Ты собираешься вернуться в спальню? — спрашивает он. — Потому что если тебе нужен мир и покой, ты можешь остаться со мной до банкета.

У меня сводит живот.

— Что случилось? — спрашивает он.

Я не хочу возвращаться в спальню и не хочу бояться его.

— Идем, — соглашаюсь я.

Он закрывает за нами дверь и сбрасывает ботинки.

— Хочешь воды?

— Нет, спасибо. — Я держу руки перед собой.

— С тобой все в порядке? — Он касается моей щеки, кладет на нее ладонь, перебирает мои волосы длинными пальцами.

Он улыбается и целует меня, придерживая за голову. Жар медленно разливается по мне. И страх, зудящий в груди, как сигнал тревоги.