Джон Коннолли - Сэмюэл Джонсон и врата ада

Отец Сэмюэла высказался в том духе, что если бы мистера Армитажа пригласили расписывать потолок Сикстинской капеллы, у него бы это заняло не четыре года, а все двадцать и все равно Бог остался бы без бороды. На этом месте мистер Армитаж сказал грубое слово и ушел, а отец Сэмюэла в конце концов доделал стену и потолок сам.

Получилось неважно.

Ну да как бы то ни было, хотя врата работы Родена выглядели очень впечатляюще, они не светились голубым светом. Сэмюэл прочитал, что они создавались под впечатлением от «Божественной комедии», книжки писателя Данте, и заподозрил, что ни Данте, ни Роден на самом деле не видали врат ада, а только строили догадки. [19] «Божественная комедия» совсем не смешная, но ей и не полагалось быть смешной, несмотря на название. Во времена Данте комедией называли сочинение, в котором описывалось устройство Вселенной. Кстати, тогда все серьезные книги писались на латыни, а Данте написал свою на новом языке, итальянском. Впрочем, некоторые из комедий Шекспира и вправду смешные, но только если вас не заставляют проходить их в школе. В школе все сочинения Шекспира начинают напоминать трагедию, даже те, которые на самом деле вовсе не трагедии, но это только из-за того, как их преподают. Ну да и ладно, в будущем вы сможете производить впечатление на окружающих, цитируя Шекспира, и это главное. Все решат, что вы очень эрудированный человек. Тригонометрию или квадратное уравнение процитировать куда сложнее и вовсе не так романтично. (Прим. авт.)

После этого Сэмюэл нашел несколько групп, играющих хеви-метал, которые либо пели про врата ада, либо пихали на обложки своих дисков изображения демонов. Им хотелось выставить себя более опасными и жуткими, чем на самом деле, потому что на самом деле большинство этих музыкантов были просто лохматыми парнями из хороших семей, которые в подростковом возрасте слишком много сидели в одиночестве в своей комнате. Сэмюэл узнал, что римляне и греки верили, будто врата ада охраняет трехголовый пес Цербер, в чьи задачи входит никого оттуда не выпускать, но еще они верили, что мертвых через реку Стикс перевозит какой-то лодочник, а Сэмюэл не заметил в подвале дома Абернати никакой речки.

Он попытался написать по-другому, «адские врата», но и так толку не добился. В конце концов напечатал просто «ад», и его завалило ссылками. Оказалось, что некоторые религии учат, что в аду огонь и жара, а другие считают его холодным и мрачным. Сэмюэлу показалось, что никто из них ничего не знает наверняка, поскольку если кто-то и выяснял правду, он к этому моменту был уже мертв и никак не мог воспользоваться полученными сведениями. Но ему показалось интересным, что ад присутствует в большинстве мировых религий, даже если называется как-то иначе. Во многих вероисповеданиях имелись имена для существа, которое, как предполагалось, правило в аду: Сатана, Яньлован, Яма. Похоже было, что все сходились на одном: ад — довольно неприятное место, не такое, где хотелось бы оказаться.

Через час Сэмюэл прекратил поиски. Его переполняло разочарование. Ему нужны были ответы. Ему нужно было знать, что же теперь делать.

Он хотел остановить миссис Абернати прежде, чем она откроет эти самые врата.

Мать Сэмюэла пыталась высчитать, что выгоднее: взять две маленькие банки печеной фасоли или одну большую, и тут перед ней кто-то возник. Это была миссис Абернати.

— Здравствуйте, миссис Джонсон, — поздоровалась миссис Абернати. — Очень рада вас видеть!

Миссис Джонсон не знала, отчего это миссис Абернати вдруг так рада встрече с ней. Они были едва знакомы, и все их общение сводилось к вежливым кивкам при встрече. [20] Взрослые часто говорят то, чего на самом деле не думают, в основном просто из вежливости, и в этом ничего плохого нет. Еще они говорят прямо противоположное тому, что имеют в виду на самом деле, например: 1) «Если уж совсем начистоту…» означает «Я нагло вру». 2) «Я слышал, вы сказали…» означает «Я это слышал, но толком не слушал, и в любом случае я с вами не согласен». 3) «Не хотелось бы показаться грубым…» означает «Я собираюсь нахамить». Существуют люди, которые особенно поднаторели в использовании подобных фраз и постоянно произносят их, чтобы избегать ответов на вопросы и не говорить правды. Эти люди называются политиками. (Прим. авт.)

— И мне очень приятно, — соврала миссис Джонсон.

Отчего-то в присутствии миссис Абернати ей сделалось не по себе. На самом деле теперь, когда она об этом задумалась, ей показалось, что в стоящей перед ней женщине слишком много несообразностей. На миссис Абернати было чудное черное бархатное пальто, слишком красивое для похода за покупками — если, конечно, вы не идете покупать еще более чудное черное пальто и не желаете произвести впечатление на продавцов. Ее кожа — очень бледная, куда более бледная, чем помнилось миссис Джонсон по предыдущим встречам, — приобрела голубоватый оттенок, и под нею более отчетливо проступили вены. Глаза миссис Абернати тоже стали ярко-голубыми. Казалось, будто они горят, как газовая горелка. Миссис Абернати очень сильно надушилась, но от нее все равно пахло как-то… загадочно и не сказать что приятно.

От вида и запаха миссис Абернати миссис Джонсон вдруг стало безудержно клонить в сон. Глаза миссис Абернати словно бы вцепились в нее, и в них начал разгораться огонь.

— Как ваш прелестный сын? — поинтересовалась миссис Абернати. — Его зовут Сэмюэл, верно?

— Да, — ответила миссис Джонсон, никогда прежде не слыхавшая, чтобы кто-нибудь назвал Сэмюэла прелестным. — Сэмюэл.

— Он, случайно, не говорил с вами обо мне?

Миссис Джонсон услышала сорвавшиеся с ее губ слова прежде, чем осознала, что они вообще пришли ей на ум.

— Ну да, говорил, — признала она. — Не далее как нынешним утром.

Миссис Абернати улыбнулась — но только одними губами, лицо ее не шелохнулось.

— И что же он сказал?

— Он, кажется, думает…

— Что же?

— Что вы хотите…

— Продолжайте.

— Открыть…

Миссис Абернати придвинулась вплотную к миссис Джонсон. Изо рта у миссис Абернати пахло отталкивающе, а зубы были желтыми. А еще они выглядели острыми — куда более острыми, чем полагается человеческим зубам. Между ними показался язык, и долю мгновения миссис Джонсон была абсолютно уверена, что язык этот раздвоенный, как у змеи.

— Врата…

— Какие врата? — спросила миссис Абернати. — Какие?!

Она схватила миссис Джонсон за плечо. Ногти глубоко впились в тело миссис Джонсон, и та вздрогнула.

Эта боль словно вырвала миссис Джонсон из оцепенения. Она отступила на шаг и моргнула. Когда она открыла глаза, миссис Абернати стояла на некотором удалении и на лице у нее застыло странное озабоченное выражение.