Алексей Слаповский - Пропавшие в Бермудии

Женщины, как зеленые, так и синие, тут же умилились и безоговорочно встали на их сторону – дети же! За юных кандидатов было и все немногочисленное детское население, понятно почему. Взрослые мужчины тоже оценили идею: любой другой взрослый вызвал бы их раздражение – «почему не я?». А тут – дети, детям принято уступать дорогу. И, главное, смешно им завидовать.

Команду Вика по имени директора школы Солнца Лучезаровой назвали «Солнцевские». Команду Ника соответственно – по Кривому Блюму – «Кривоблюмовские».

Стадион, который ЦРУ воображелал силами мощных сотрудников, был огромным, с двусторонними трибунами, зелеными и синими. Смыкания трибун с обеих сторон не было, чтобы избежать физического столкновения болельщиков.

Бермудяне начали собираться задолго до матча. Впускали через два входа, строго следя, чтобы зеленые не прошли на синие трибуны, а синие – на зеленые. Не определившимся пришлось срочно определиться и зафиксировать это в ЦРУ (еще один плюс матча, учтенный заранее Председателями).

Олеги, видя, как сотрудники ЦРУ все куда-то поспешно собираются, заволновались, стали расспрашивать, в чем дело. И, узнав о футболе, стали требовать, чтобы их немедленно выпустили. Дело в том, что все они: и Отец, и Муж, и Грубиян, и Бездельник, и оба Финансиста, и остальные – были заядлые болельщики. Именно поэтому, кстати, не выделился отдельный Болельщик: он небольшой частью сидел в каждом Олеге.

Олеги требовали, стуча кулаками в стены, бросив свои компьютеры, пиво и даже своих Ольг. Какие еще Ольги, если футбол???

Сотрудники ЦРУ не знали, что делать, но тут все решилось само собой: Олеги один за другим стали исчезать из своих узилищ. И бермудяне-«замки» не смогли им воспрепятствовать.

Олегов стало пятеро… трое… И вот один-единственный Олег мчится вместе со всеми к стадиону.

Как это произошло? Ведь, казалось бы, система Бермудии этого допустить не может: имел желание разделиться – будешь разделенным всегда. Но Олеги и остались разделенными, просто они вошли друг в друга, как матрешки. То есть фактически десять, а с виду – один. Это упрощенное объяснение, настоящий механизм я объяснить не сумею – потому что сам его не знаю.

Главное, Олег стал единым, цельным, и его пропустили на стадион. На входе он второпях назвался зеленым.

На трибунах шумели, размахивали флагами, свистели, кричали.

И вот появились Ольмек и Мьянти. Их встретили криками восторга и негодования. То есть зеленые восторгались Ольмеком и негодовали в адрес Мьянти, а синие – наоборот. В результате получился смешанный гул, который Председатель мог толковать так, как хотел. Похоже, оба они истолковали в свою пользу: и Ольмек, и Мьянти кланялись и благодарили.

Потом зазвучал гимн Бермудии, сочиненный местным композитором, бывшим бездарем, который попал сюда сто двадцать пять лет назад, не вынеся своей бесталанности, и все эти годы с утра до вечера упражнялся в композиторском мастерстве. Но гением все-таки не стал, хотя научился писать более или менее сносную музыку – этим и утешился.

Над полем, на высоте примерно тридцати метров, завис прозрачный шар с Печальным Принцем, который по протоколу обязан был здесь находиться как глава государства. Как ни странно, его встретили приветственными криками: хоть бермудяне и желали свержения короля, но в такой день не хотели омрачать ему настроение – все-таки он пока еще глава государства. Он – символ страны, а во время футбола, как известно, патриотизм повышается до нестерпимого градуса.

Мануэль забился в пещеру и призывал Хорхе, чтобы тот удержал его: он понимал, что на футболе будет Лаура и боялся встречи с ней, боялся, что опять невольно захочет ее убить. Но Хорхе не появлялся, потому что сам в человеческом обличье находился на стадионе. Пусть он фантазия, но у фантазий есть свои фантазии.

Тогда Мануэль, не выдержав (а какой латиноамериканец выдержит и сумеет не пойти на футбол?), появился возле стадиона и попросил контролеров пропустить его, но при этом обязательно надеть наручники. Просьбу исполнили.

Мануэль, сказавшись синим, пробрался на свою трибуну и, конечно же, немедленно увидел Лауру. На противоположной трибуне.

Он отвернулся – и увидел ее рядом с собой.

– Лаура! – взмолился он. – Отойди от меня!

– Ты все-таки нашел меня, – нежно сказала Лаура.

– Я могу тебя убить!

– Убей. Все равно мне без тебя не жить.

Мануэль заскрипел зубами, поднял руки… И опустил их.

Он вдруг понял, что можно терпеть.

Да, он хочет убить Лауру – и не может быть иначе, он с этим желанием сюда попал. Но желание еще не есть исполнение!

Пусть ему будет плохо, но он выдержит! Он сумеет!

– Лаура! – сказал Мануэль растроганным голосом.

– Что?

– Я хочу убить тебя, но я тебя обожаю!

И тут же наручники распались, и Мануэль обнял Лауру. При этом не попытавшись ее задушить. Выяснилось, что терпеть – не так уж сложно. Даже отчасти приятно.

Настя пришла на футбол вместе с Пятницей. Появление звезды было встречено аплодисментами, ахами и охами, люди переговаривались:

– Какая красавица! Какая талантливая! Какая стройная!

Настя удивилась: ведь тут должны быть все живые. Им-то с чего хвалить ее? Но, приглядевшись, обнаружила, что ошиблась. Стадион вмещал около ста тысяч и был весь заполнен. Каждый живой бермудянин, настроенный благодушно, хоть и воинственно, желал, чтобы его наслаждение футболом разделили другие, кого он любил и помнил, поэтому вообразил их рядом с собой. К тому же все надеялись таким образом организовать численное превосходство своих болельщиков. Поэтому сначала даже возникло ощущение давки, будто сюда набилось не сто тысяч, а целый миллион: призраки вытесняли друг друга, сидели друг на друге, заменяли друг друга. Кое-кто из живых, не удовлетворившись друзьями и родственниками, позвал знаменитостей и исторических личностей. Здесь можно было увидеть и Эйнштейна, и Леонардо да Винчи, и Льва Толстого, и дружески сидящих рядом американского, иранского и русского президентов, и много кого еще. По количеству вип-персон можно было судить об их популярности: названные президенты, например, присутствовали в десятках экземплярах (бермудяне очень интересовались мировой политикой), Эйнштейнов всего два, Лев Толстой вообще один, зато Леонардо да Винчи сидел в двадцати местах, правда, при этом некто невзрачный по имени Дэн Браун занимал сотню мест. Нечего и говорить, что в большом числе копий и в самых разных нарядах здесь мелькали певица Мадонна, актриса Мэрилин Монро, куча актрис и моделей, покойный Папа Римский Иоанн Павел II, убиенный Саддам Хусейн и футболист Дэвид Бэкхем, причем везде без жены. Но, надо отдать должное воображеланию бермудян, лучшие, почетные места занимали Иисус Христос, Мохаммед, Будда и другие святые и пророки, причем часто они, как и президенты, сидели рядышком. А и в самом деле, правда, ведь жаль, что Христос, к примеру, никогда не был на футболе, потому что футбола в его время не существовало. Вот и захотелось бермудянам сделать приятное хорошему человеку.